Фотиния, которая была второй, но мне удобней сказать о ней первой, — она была совсем юной, ей было лет 16 или 15, и она, собственно говоря, и не успела еще втянуться в эту самую взрослую жизнь, со всякими ее пристрастиями, из-за которых люди губят свои души; она сразу познала истину и последовала за ней, и ей не надо было отказываться от чего-то, что у нее было; ей, скорее, надо было отказаться — отказываться всем от чего-то надо — от возможности выбора чего-то другого. И действительно, мы видим, что очень многие люди именно в юности начинают подвизаться и именно тогда достигают святости, если они, собственно говоря, еще и не начинали жить, если можно так выразиться, как "нормальные люди". Потому что эта "нормальная жизнь" — она как раз и губит наши души.

Совершенно противоположной судьбы была Зоя, которая была блудницей, т.е. она была профессиональной проституткой и пыталась соблазнить Мартиниана. Но он ей показал, что значит христианство, показал на собственном примере, что значит истина и что значит стоять в истине — причем буквально: он стоял на огне, если кто помнит житие, которое мы сейчас кратко прочитали за богослужением. И это произвело на нее такое впечатление, что она всецело переменила свою жизнь. Она отказалась не только от той греховной жизни и, с точки зрения общества, порицаемой жизни, которую она вела, но она отказалась и от возможности жить как простая такая нормальная женщина и завести семью — даже она просто и не думала об этой возможности, — а пришла к той же жизни всецелого посвящения себя Богу, к которой пришла и Фотиния.

И мы знаем, что такой поворот в жизни святых далеко не случаен. Мы видим многих и профессиональных проституток, которые раскаялись и стали святыми, и сегодня в слове Симеона Нового Богослова, которое мы читали, упоминались подобные — Пелагия и Мария Египетская, и мы знаем, что и другие такие есть. И последние два воскресенья мы вспоминали мытарей — это другая часть людей, которые стоят вне общества по своему образу жизни, потому что в прошлое воскресенье мы вспоминали притчу Господню о мытаре и фарисее, воскресеньем раньше мы вспоминали Закхея-мытаря. Т.е. это люди, которые, по причине своих не каких-нибудь выдуманных и мнимых, как у юродивых, а самых ни на есть настоящих грехов, стоят вне общества, абсолютно вне Церкви и вне спасения. Однако: в чем разница между такими людьми и другими людьми, которые приличные, может быть, люди, может быть даже с виду они и христиане православные, но тоже стоят вне спасения? Потому что эти люди, они понимают — по крайней мере, в глубине души понимают, — что они стоят совершенно вне истины и вне спасения, но общество по разным причинам не убеждает их в том, что нужно следовать тем нормам жизни, которые есть в этом обществе. Они состоят с этим обществом тоже в некотором отношении войны — по крайней мере, общество их не признает и, хотя, может быть ими и пользуется, и они пользуются обществом, но это как две воюющих стороны могут пользоваться друг другом, а сами люди эти стоят вне общества. И действительно, общество просто человеческое, которое не есть Церковь, оно и не имеет в себе никакого авторитета, чтобы действительно привлечь, убедить в своей истине, чтобы человек стал следовать нормам жизни в этом обществе. Единственная причина, по которой он может начинать им следовать, — что он не хочет жить все время в конфликте, он хочет как-то с этим обществом сосуществовать. Т.е. такие чисто коммерческие отношения или просто отношения силы — что общество заставляет человека жить по его законам. А кого-то, вот, не может вполне заставить, и в основном это люди именно не какие-то праведные, а те, которые выпадают из общества именно в совершенно очевидные грехи; эти грехи являются именно грехами с христианской точки зрения. Но такие люди, которые про себя ничего не думают, что они какие-то праведники, — они стоят просто буквально на границе покаяния. И только нужно совершить один шаг, чтобы покаяться. И конечно, меньшинство из них, но тем не менее многие из них этот шаг делают на самом деле. И они уже знают, куда они делают этот шаг, и дальше они стараются подвизаться и обычно становятся лучшими христианами, чем те, которые, может быть, никуда и не отпадали. Подобный же случай мы будем вспоминать в следующее воскресенье в притче о блудном сыне, который, сравнительно со старшим сыном, гораздо лучше представлял себе, что такое отчий дом и что такое объятия отчи.

Но есть образ жизни, который не соответствует образу жизни ни Фотинии, ни Зои, который действительно по-настоящему душепагубен, и наиболее душепагубен и совершенно не спасителен — хотя конечно, и образ жизни Зои тоже был достаточно душепагубен, но он был на границе со спасением; а вот другой образ жизни, он далеко отстоит от границы со спасением, и даже настолько, что люди и не видят, что они в погибели. Это вот обычный, можно сказать по-современному, буржуазный образ жизни людей, которые даже, может быть, ходят в церковь, но цель у них такая: "чтобы я и мои дети были здоровы, чтобы у меня было благополучие в делах, чтобы меня не постигло какое-то несчастье…" Более того, может быть, ходя в церковь, они и получают что-то из того, что просят, потому что Господь надеется, что подав им эти игрушки — как ребенку родители дарят игрушки, для того чтобы он научился любить родителей и вообще узнал, что они у него есть, — так вот Господь дарит им эти игрушки, их мольбы бывают, может быть, услышаны, но они, по крайней мере сами по себе, ничего не дают для жизни вечной. Конечно, может быть, потом человек, под влиянием чаще всего каких-то скорбных, обстоятельств, или может быть как-то иначе, прозреет и поймет, что ему нужен Господь не для того, чтобы быть здоровым, а для того, чтобы здорова была его душа, чтобы наследовать жизнь вечную. Но пока этого не произошло — а без каких-то катастрофических событий это вообще ни с кем не происходит почти, и даже и при катастрофических событиях это мало с кем происходит, — вот такие люди просто являются конформистами. Они живут ценностями этого общества нашего, где более или менее прилично быть христианином. Даже в нашем современном обществе, которое уже не объявляет себя христианским, как это было в средние века и даже в XIX веке в России, тем не менее, если ты ходишь в церковь, то это какой-то признак того, что ты приличный человек. И возникает такое представление, что Церковь вообще создана для того, чтобы помогать людям быть приличными людьми, и чтобы они прилично жили, чтобы у них устраивались какие-то дела. И через это получается, что незаметно в умах людей подменяется церковное учение одно другим. И они уже думают, что спасение, о котором в Церкви говорится, оно именно связано с помощью в мирских делах. А это по существу является другим учением. По существу это учение антихристово. Это учение, которым подменяется христианство.

И именно поэтому, начав с предупреждения против такого соблазна — жизни мирскими интересами, — Господь в сегодняшнем евангельском чтении объясняет, что значит не верить лжехристам, которые говорят, что "здесь Христос" или "там Христос". Когда нам говорят, что мы просто должны ходить в церковь, и тогда Господь будет нам помогать в наших житейских делах, то нам лгут. Потому что Господь, может быть, и будет помогать — нам лгут не в этом, а в том, что Церковь хочет от нас этого. Церковь от нас хочет не этого. Церковь от нас хочет глубинного изменения души — покаяния — и сама за это дает не то, что какое-то житейское счастье, потому что в жизни святых, в примерах святых мы особенно много житейского счастья не видим (вот, Фотиния умерла через шесть лет подвижнической жизни, в возрасте двадцати с небольшим; и Мартиниан тоже жил не очень просто; а Самого Христа и вовсе распяли). Так вот, Церковь не счастье житейское обещает, а она обещает жизнь вечную, причем не только за гробом, а начинается она уже и здесь, почему люди, которые вкусили жизни вечной, не боятся всяких мучений. И вот, именно это учение является христианским. А вот учение, которое приспособлено к духу века сего, и которое люди часто воспринимают как христианское, — это учение антихристово, и против него Господь и предостерегает в сегодняшнем поучении, которое мы читали. Аминь.

Еще немножко скажу, что Евлогий Александрийский, которого мы сегодня празднуем память, был одним из великих иерархов и великих богословов, который умер в начале VII века. В это время в Александрии жили в большом количестве еретики, которые спорили между собой, хотя все они были монофизитами. Но настолько им было тяжело договориться друг с другом, что иногда в качестве третейского суда использовался Евлогий, и они его очень уважали, как такого мужа подвижнической жизни, несмотря на то, что такие были тогда религиозные свары. Он написал много богословских трактатов, очень важных, которые, к сожалению, сохранились только в пересказе кратком святого патриарха Фотия. Для нашего времени из них особенно важен трактат об икономии — о том, в каких делах церковных можно проявлять снисхождение, а в каких нельзя. И вот например, в каких нельзя — это уступать в догматике, уступать в вероучении, здесь не может быть никакого компромисса ни с кем. А в каких можно — это вещи не связанные с догматикой, но может быть, даже достаточно к ней и близкие. Например, можно разрешить, чтобы какие-то православные почитали во святых еретика, — вот такой конкретный пример тогда был актуален — при условии однако, что эти православные не заставляют других его почитать, а самое, конечно, главное условие — что они приписывают этому еретику какие-то православные взгляды, православные учения, хотя они в этом и ошибаются. Но зато в том, что эти учения православные, они не ошибаются, и поэтому, почитая под именем этого еретика исторически недостоверный образ какого-то святого, получается, они все-таки могут существовать в Православной Церкви, и это не должно быть поводом для различных церковных разделений. Вот это нам тоже сегодня очень важно помнить.

Молитвами всех святых, которых сегодня мы поминали, Господь да подаст нам хоть немножко им уподобляться. Аминь.