Слово в Неделю 5-ю Великого поста,
преподобной Марии Египетской

(8/21.04.2002)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

В сегодняшнее воскресенье Церковь совершает память Марии Египетской, в честь которой на этой неделе в четверг была особая служба — с так называемым Стоянием Марии Египетской и чтением великого покаянного Канона святого Андрея Критского.

Почти все здесь присутствующие наверное помнят ее житие, какая она была грешница изначально, и какой великой святой она стала, когда покаялась. И мы все горазды советовать нашим знакомым, если они как-то отчаиваются по поводу своих грехов, что Бог приемлет любых грешников, что надо только покаяться; может быть, мы даже приведем пример Марии Египетской, который помнят, — и потом мы удивляемся, почему наши советы бывают неубедительны. Потому что убедительным бывает только тот совет, в который мы сами верим. А насколько мы сами веруем в то, что говорим, хотя мы и правильно это говорим, это все правильно, но вот верим ли мы в это или нет — это еще вопрос. И если мы в это верим, то это проявляется и в нашей жизни. Даже если мы не впадали в те грехи, в которые впадала, скажем, Мария Египетская, мы впадали в другие грехи — главное, что и не выпадали даже из них, и все время в них пребываем, — которых совершенно достаточно для погибели нашей души. И как мы в них каемся? Так ли, как Мария Египетская, или не совсем, или совсем не так?

И вот, здесь, конечно, самое главное — как мы вообще молимся, и действительно ли мы верим в молитву. А молимся мы, грубо говоря, в двух случаях: когда перед нами какая-то житейская трудность непреодолимая, и мы попадаем в тяжелые обстоятельства (и об этом даже есть хорошая русская пословица: «Кто на море не бывал, тот Богу не маливался», — ну, это с того времени пословица, когда по морю плавать было очень опасно), а в других случаях мы молимся, когда действительно мы чувствуем, что у нас есть какие-то грехи, от которых необходимо избавиться, мы чувствуем, что мы не можем этого сами, и просим помощи Божией. И конечно, если мы так более-менее разумно молимся даже в первом случае, в трудных обстоятельствах, то мы тоже понимаем, что эти обстоятельства для нас попущены по нашим грехам, чтобы мы вообще научились молиться, научились каяться, и тогда вот и обстоятельства эти как-то изменятся для нас, — по крайней мере, наше восприятие этих обстоятельств изменится. Это хорошо, если мы так понимаем, но все-таки бывает, что все равно мы дальше не знаем, как нам молиться.

И вот здесь самое главное — потому что мы чаще всего молимся не о Царствии Небесном и не о покаянии, а мы молимся — даже стыдно сказать — мы как безбожники, только мы на самом деле хуже безбожников, потому что безбожникам-то не о чем больше было бы молиться, если бы они верили в Бога; а мы молимся о том, чего хотят безбожники, — о житейском счастье, о благополучии. Это крайне позорно для православных христиан — хотеть какого-то житейского счастья. Между тем, если мы вспомним, чего мы хотим от Бога, когда мы приходим в Церковь, мы хотим прежде всего, чтобы миновали какие-то несчастья, которые у нас идут, и чтобы дальше наша жизнь была безмятежной. Более того, по нашим молитвам нам Бог, как детям игрушки родители дают, так и Бог нам частенько выполняет такие наши молитвы. Если бы Он совсем не выполнял, то мы бы просто изнемогли бы и сразу умерли. И тогда вот наступает, скажем, то состояние, о котором мы молились. И что дальше бывает? Ну, конечно, самый распространенный случай, он же и самый худший — что мы вообще забываем о Боге. И вообще мы просто забываем о тяжелой полосе в нашей жизни, и все, что с ней было связано — и прежде всего молитва и то, что мы к Богу обращались, — все это вылетает бесследно, как будто бы и не было. Этот случай самый плохой и, к сожалению, самый распространенный. А в лучшем случае, если мы как бы благочестивые православные христиане, то мы не очень далеко от этого уходим. Потому что мы на самом деле начинаем Богу молиться и благодарить Его за то, что Он нам дал счастье. Конечно, надо благодарить Бога за то, что Он дал нам какое-то житейское благополучие и убрал какие-то невзгоды, потому что все это — помощь Божия, конечно, и не благодарить просто нельзя. Но главное-то должно быть для нас вовсе не это, и мы не должны хотеть, чтобы это все прошло, а мы должны просить у Бога, чтобы Он дал нам видеть наши грехи и дал нам Царствие Небесное.

И об этом как раз и говорит в сегодняшнем Евангелии Господь. Он отвечает тем, кто хотели сесть с Ним в Его славе, т.е. разделить Царствие Небесное и славу Божию, Он им отвечает, что для этого нужно: «пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь». Это что означает — какое-то благополучие, душевный покой, чтобы в церковь ходить каждое воскресенье, вот это разве это означает? Нет, это означает известные вещи, которые выражаются другой, совершенно справедливой русской пословицей: «Христос терпел и нам велел». И вот, быть со Христом можно только исключительно в страданиях, по отношению к земной жизни, поскольку мы привязаны к миру. Но именно через эти страдания только мы можем найти что-то другое, помимо мира: когда в мире все у нас будет обрушиваться, и то, что даже не обрушилось, — мы мысленно уже будем понимать, что это ни на чем не держится и сами не будем за это держаться, — тогда мы, наконец, будем уже просто держаться за Бога, просто мы тогда хоть узнаем, где это — Бог. И тогда, действительно, у нас появляются шансы быть со Христом и появляется покаяние. и мы тогда перестаем хотеть, чтобы сменилась какая-то там тяжелая полоса нашей жизни какой-нибудь легкой, потому что мы понимаем, что в мире не может быть легкой полосы. Та полоса в мире, которая нам кажется легкой, потому что, скажем, у нас хорошее христианское настроение, мы причастились и летаем на крыльях, или мы можем ходить в Истинную Православную Церковь каждое воскресенье, а то и чаще, — это на самом деле немногим лучше, чем счастье других, которые, скажем, ходят в филармонию или в театр, или в клуб, или на стадион. Конечно, одни из этих занятий более греховны, другие менее греховны, но общее у них то, что все это люди исполняют свое пристрастие, и все это само по себе никоим образом не может быть спасительно. А спасительно может быть только то, что мы преселяемся к Богу и не живем в этом мире, — хотя мы все, вот, живем в мире и еще будем жить какое-то время, но сами мы в нем не живем. Именно вот мы начинаем молиться и получать покаяние — какое-то покаяние, может быть, начинается реально, и получаем мы уже не какое-то исполнение только наших житейских просьб от Бога, а получаем уже какое-то удостоверение бытия Божия все время с нами, — только это тогда начинается, когда мы перестаем хотеть, чтобы какие-то тяжелые обстоятельства наши изменились. Потому что в мире мы не должны для себя ничего ожидать. Мы же не безбожники, которым, действительно, кроме как от мира, ни от чего больше ждать ничего хорошего не приходится. А мы прекрасно понимаем, что в мире мы ничего по-настоящему хорошего не получим; мы получим либо такие вещи, которые нас сразу будут тяготить, либо такие вещи, которые нас будут радовать, а тем самым еще больше тяготить, особенно на том свете. В мире вообще не может быть ничего по-настоящему интересного. Единственное то, ради чего мы в мире живем, — чтобы узнать в нем Бога, уже начать здесь жить с Богом, тогда мы продолжим и после смерти жить с Богом. Если же мы здесь не начнем, то потом мы тоже не продолжим. На том свете каждый продолжает то, что он начал здесь, ничего другого.

И поэтому надо искать во всем Божия присутствия. И те из нас, которые не достигли бесстрастия, — а кто из нас достиг бесстрастия, только Бог ведает; очень может быть, что из здесь стоящих и никто, — они лучше обращаются к Богу и скорее будут с Богом именно в несчастье, чем в счастье. Конечно, несчастье не должно быть чрезмерным, потому что мы, как дети, должны приучаться к скорбям, как ко взрослой жизни; но если сразу увеличить все эти нагрузки, то мы тогда просто не заметим, что Бог все-таки есть, и что Он тут, рядом с нами. Поэтому все должно быть как-то постепенно, но это Господь знает, как кому надо, — сами мы даже не знаем, что нам надо, а только Господь знает. Но мы должны понимать, что пусть, по немощи нашей, нам нужны какие-то житейские радости, минуты отдыха или, по крайней мере, какие-то периоды уменьшения скорби, — надо понимать, что это нам нужно, стесняться здесь совершенно нечего, но надо понимать, что это наша немощь. И в ту меру, в какой нам это все нужно, мы просто привязаны к миру, и в эту меру мы не верим в Бога.

И постепенно, если мы будем исповедовать эту свою немощь, то, может быть, даже и без каких-то дополнительных скорбей внешних, хотя обязательно со скорбями внутренними (потому что внутренние скорби — это основное наше занятие в жизни, без этого просто нельзя, и только в погибель можно пойти без внутренних скорбей), Господь нас постепенно будет освобождать от мира, от всей этой зависимости, и освобождать, конечно, тем, что уже сейчас, на земле и до смерти, давать нам некие начатки, но самые настоящие начатки Царствия Небесного. И вот, если мы православные христиане, то именно этого мы от Бога можем хотеть. Т.е. от Бога можно хотеть только Его Самого, только Бога. И понимать, что все обстоятельства, которые складываются в нашей жизни, они направлены на то, чтобы нас подтолкнуть к тому, чтобы мы этого хотели. Однако, Бог не может вместо нас чего-либо захотеть. Захотеть нашего спасения, кроме нас, никто не может. Бог хочет, а спасти не может, потому что Он может спасти только тех, кто сам еще этого хочет. Бог, — говорит апостол Павел, — каждому человеку хочет спастись; хочет, но не может. Бог не всесилен в этом отношении. Если Он сотворил человека со свободной волей, значит, Он ограничил Свое всемогущество, именно в пределах свободной воли человека. И так это и есть.

И поэтому мы должны — еще раз скажу — мы должны оставаться православными христианами и не становиться язычниками. Потому что хождение в церковь — это может превратиться совершенно в такое же языческое увеселение, как и театр. И молитва наша домашняя в то же самое может превратиться, в языческое увеселение, как театр. Т.е. наши молитвы тогда по содержанию не будут ничем отличаться от молитв язычников. А мы должны стараться все время так держать память Божию, как если бы у нас сейчас была экстремальная ситуация. У кого-то она сейчас и есть, такая экстремальная ситуация, и он молится, этот человек, хорошо. Но у большинства из нас в каждый данный момент нету такой экстремальной ситуации. Но мы должны вспомнить, как мы молились и как мы опасались каких-то вещей, когда тяжелая для нас ситуация была, — и сейчас, благодаря Бога о том, что она прошла, все-таки не расслабляться и стараться молиться точно так же, точно так же вставать, засыпать, садиться есть, есть, вставать от еды, начинать заниматься каким-то делом, продолжать, кончать, все время с памятью Божией и все время обращаясь к Богу — или со словами молитвы: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго», — или еще короче: «Господи, помилуй», — или если уж нам слов никаких не выговорить, потому что весь наш рот и голова заняты каким-нибудь разговором, предположим, то, по крайней мере, с мыслью, обращенной к Богу, с памятью Божией. И вот тогда можно надеяться, что мы получим уже в жизни сей начало Царствия Небесного; а те, кто его получат в жизни сей, те останутся в Царствии Небесном и после свой смерти. Аминь.