Слово в день памяти святой преподобномученицы
Великой Княгини Елисаветы

(5/18.07.2002)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Все знают о святой Елисавете как о подвижнице и о мученице. Все знают о том, что она оставила свой родительский дом, отказалась от заблуждений своей протестантской веры и, переехав в Россию, приняла православие; все знают о том, что она простила Каляева, убийцу своего мужа, и даже ходатайствовала перед царем о том, чтобы его помиловали, и посещала его в тюрьме; все знают о созданной ею в Москве обители милосердия во имя святых Марфы и Марии и о том, что в 1918 году, на следующий день после убиения царской семьи, святая Елисавета приняла мученическую кончину и, уже будучи сброшенной в шахту, она помогала другим узникам, которые еще оставались живы, и сделала перевязку одному из князей. Многие поэтому удивляются ее подвигам и благочестию, но часто это воспринимается, как само собой разумеющееся, что вот, как бы святые — они из другого теста и способны на такие вещи, которые в такой степени, по крайней мере, прочие нормальные люди, даже если они православные христиане, делать не могут. Но мало кто дает себе труд заглянуть в более внутреннюю жизнь святой Елисаветы, хотя сейчас уже доступно очень много свидетельств об этом, и это не так и сложно сделать. А если мы это сделаем, то тогда мы узнаем о ней гораздо больше.

Святая Елисавета приняла с самого начала то христианство, которое последовательно ничего общего не имеет с миром, — именно исполнение слов Божиих, сказанных через Апостола: «Не любите мира и того, что в мире». Не зря в той службе, которую мы вчера служили, она прославляется, как Авраам. Тот самый подвиг Авраама, который оставил свое отечество и поселился на чужбине, она совершила и буквально, переселившись из Германии в Россию, и духовно — потому что она не жила в земном отечестве, хотя Россия и стала для нее земным отечеством, а жила в отечестве Небесном. И много было тогда тайных для посторонних взглядов, но сейчас уже известных особенностей ее жизни, которые нам объясняют ее духовный облик гораздо лучше. У нее никогда не было детей, потому что она с самого начала хотела прожить в девстве. Это желание было у нее еще тогда, когда она была протестанткой, и тем более оно окрепло при переходе в православие. Но так как она была особой царского рода — т.е. как бы такой «валютой», которой рассчитывалась между собой государства при установлении всяких отношений, — она вступила в династический брак, но как раз с таким человеком, который сам был такого же настроения. Потому они и жили так дружно, и даже детьми их Бог не обделил, потому что им пришлось воспитывать детей близких родственников. Каляев, когда первый раз хотел метнуть бомбу в Великого Князя Сергея Александровича, заглянул в карету и увидел, что там сидит женщина и ребенок; женщиной той и была святая Елисавета, и Каляев в тот раз не стал метать бомбу…

А потом, когда святая Елисавета уже овдовела, никаких препятствий принять монашество не осталось, и она это и сделала, хотя почти никто тогда не узнал об этом. Ее монашество было тайным и обнаружилось лишь тогда, когда на ее мертвом теле оказался монашеский параман.

Она использовала свои личные богатства, которые у нее были достаточно велики, для того, чтобы создать Марфо-Мариинскую обитель и чтобы вообще помогать православию в России. И вот тут, может быть, самое главное, в чем проявилась ее истинная вера. Потому что очень многие люди из тех немногих, которые вообще обращались в начале ХХ века в Православие, часто принимали под видом православия нечто смешанное, состоявшее отчасти действительно из православия, а отчасти из разных элементов русского быта, которые к православию могли иметь очень сомнительное отношение. Например, то, что с таким чувством умиления и всякими сентиментальными эмоциями описывается в книгах Нилуса или Ивана Шмелева — этих певцов предреволюционной России, — это как раз вот и есть образ такого православия. И вот, святая Елисавета никогда этого не принимала. Именно из-за этого у нее и возник такой конфликт на всю жизнь с ее родной сестрой Александрой Феодоровной, которая тоже, подобно ей, приняла православие и оставила свое старое отечество, сменив его на Россию. Царица Александра не имела бывшего у ее сестры иммунитета против всего этого самоварного блеска, и поэтому при дворе именно Александра Феодоровна приняла Распутина как человека православного. Тут было не особенно даже важно, что он жулик, проходимец, или что он какие-то свои дела делал, — а было важно то, что он давал определенный образ православного благочестия, которое с настоящим православием ничего общего иметь не могло, потому что все оно было построено лишь на таких вещах, от которых умиляются Нилусы и Шмелевы. И конечно, для Елисаветы Феодоровны все это выглядело очень отталкивающе, и она воспринимала это как трагедию. Это привело к тому, что сестры полностью прервали отношения. И более того, когда Распутин был убит, Елисавета Феодоровна немедленно направила одному из его убийц благодарственную телеграмму, где писала, что они совершили патриотический поступок. Но надо сказать, что последствия этого поступка вряд ли могли быть в чем-то положительными, потому что это только увеличило дестабилизацию, и в 1916 году было уже слишком поздно что-либо менять.

Святая Елисавета никогда не действовала самочинно, тем более, приняв монашество. Она все время искала духовного руководства, но находила его не у всяких модных православных «старцев» такого вот модного «духовного» стиля, каким тогда был Распутин (тоже какая-то разновидность экзотики, только православной), — а у настоящих старцев, в частности, у старца Гавриила из Спасо-Елиазаровской пустыни. И поэтому она сразу разобралась и заняла нужную, именно православную позицию в самом главном догматическом споре 1910-х годов. Именно на ее деньги была издана третьим изданием книга «На горах Кавказа», где кавказский подвижник Иларион, человек внешне неученый, но бывший наученным от Бога, описывает тот внутренний опыт, который он имел при делании Иисусовой молитвы. На эту книгу, спустя несколько лет, ополчились всевозможные люди, которые не имели этого опыта, а имели либо какие-то семинарско-академические познания о православии (а учили тогда далеко не все по святым отцам), которые с настоящим православием неизбежно входили в конфликт; или были сами под влиянием всяких либеральных богословов типа Хомякова, которые были модными с XIX века. Эти люди воздвигли гонения и на книгу, и на тех, кто следовал этому опыту, и на самого автора книги, еще живого тогда и бывшего уже в преклонных годах схимонаха Илариона. Святая Елисавета всегда ходатайствовала за этих гонимых истинно-православных подвижников. И однажды на одном приеме она спросила у главного гонителя этих подвижников, будущего митрополита, а тогда архиепископа Антония (Храповицкого), что же он нашел такого неправильного в этой книге «На горах Кавказа», — и он не нашелся сказать ничего лучше, кроме как что он этой книги не читал — к немалому изумлению Елисаветы Феодоровны, потому что она такого уж прямо ответа не ожидала. Читал он ее на самом деле или не читал (может быть, отчасти он ее и читал), но по крайней мере, эти его слова точно отражают степень его понимания того, что написано в этой книге.

В то же время, несмотря на то, что Елисавете Феодоровне пришлось прервать отношения даже с родной сестрой, она ни на кого не держала зла и, конечно, глубоко переживала все то, что совершалось с Россией и царской семьей после революции. И конечно, ее саму почти сразу же постигла та доля, которая была уготована всем членам царской фамилии, и здесь она тоже не питала особых иллюзий и была готова к смерти, которую и приняла. И Господь ее прославил раньше всех царственных мучеников. Ее тело и тело инокини Варвары, которая ее сопровождала и также была убита вместе с ней, удалось переправить сначала в Китай, а потом сложным путем на Святую Землю, где они и были похоронены. И уже тогда было ясно — потому что очень долго эти гробы переправляли по железной дороге, много месяцев без всякого охлаждения, — что скорее всего, тела будут нетленными. И надо сказать, что деньги, которые понадобились на переправку тел (несколько слитков золота понадобилось, даже не деньгами платить пришлось, а слитками золота), предоставил как раз хан Нахичеванский — тот самый мусульманского вероисповедания генерал, один из двух генералов (вторым был лютеранин генерал Келлер), которые сохранили верность царю в обстановке февральского переворота 1917 года (из православных генералов верность царю не сохранил никто). И когда гробы доставили в Иерусалим, то там святую Елисавету похоронили в склепе церкви святой Марии Магдалины, которая была построена императором Александром III, и приехав на освящение которой в 1888 году вместе с Сергеем Александровичем, Елисавета Феодоровна сказала: «Я бы хотела быть здесь похороненной». А в 1981 году гробы с мощами святых Елисаветы и Варвары были вскрыты, и там оказались нетленные мощи. Частицы мощей этих преподобномучениц были единственными мощами Новомучеников Российских, которые присутствовали в Нью-Йорке во время прославления Русской Зарубежной Церковью осенью 1981 года Собора Новомучеников и Исповедников Российских. Нетление мощей свидетельствовал и тогдашний Иерусалимский патриарх Дамиан. Он был тогда в общении с экуменистами, и православным патриархом его нельзя считать, но такое свидетельство от «внешнего» и не совсем православного человека, политически не заинтересованного в прославлении святой Елисаветы и в то же время являвшегося высоким официальным лицом, тоже существенно.

И в наше время святая Елисавета особенно помогает тем, кто находится в Российской Церкви и, начиная с себя и продолжая какими-то своими близкими, стремится к ее возрождению. Конечно, правильно было бы сказать, что святая Елисавета помогает в делах милосердия. И вот, наша исконная связь с больницей, которую еще отец Александр освящал во имя святой преподобномученицы Елисаветы, — это тоже связь, хотя и очень слабая, с традициями Марфо-Мариинской обители. Но самое главное, на что наставляет нас святая Елисавета — это не то или иное служение в миру, которое не может быть одинаковым у всех христиан, а бывает довольно разным, но это то отношение к истинному православию, которое было у нее: это православие без всякого налета сентиментальности, восторженности, внешнего пустого блеска, бытовых околоправославных обычаев, без всякой примеси чего бы то ни было, что не является «единым на потребу», что не является Царствием Небесным или хотя бы его отблеском.

Святая Елисавета, естественно, была патриоткой России. Она, когда еще была на свободе, категорически отвергла предложение немецкого посла выехать из России (а это было тогда технически возможно): она не хотела иметь ничего общего со своими, в общем-то родственниками и единоплеменниками, которые так вероломно начали войну против России. Она была патриоткой России, но она не была русофилкой. Она была православной. Т.е. для нее российский патриотизм был естественным следствием ее православия, но не был составляющей частью православия. Потому что православная вера — эта не вера в Россию, не вера в какую бы то ни было страну, это вера в Бога, в Иисуса Христа, Который воплотился, чтобы спасти всех людей, независимо от их национальной принадлежности. И именно поэтому святая Елисавета имела такое стойкое отвращение к Распутину и никогда не впадала в ту восторженную сентиментальность, которую выдают за православную духовность Шмелевы и Нилусы.

И Господь да подаст нам быть во вторую очередь патриотами России, а в первую очередь чтобы быть нам патриотами Царствия Небесного, т.е. православными людьми, чтобы нам, когда нам придется расстаться с Россией (а это уж во всяком случае произойдет, когда мы отойдем из мира сего в мир иной), не расстаться с Царствием Небесным, в которое мы уже вступили, войдя в истинную Церковь Христову и сподобившись причащения Святых Христовых Таин. Аминь.