(6/19.08.2002)
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Сегодня мы совершаем один из главных церковных праздников, какие только есть, — праздник Преображения Господня. И в Евангелии мы и сегодня, и вчера на Всенощном бдении слышали, какое событие, происшедшее со Спасителем, празднуется; и сегодня мы слышали объяснение этому у святого Григория Паламы, который много пострадал за исповедание именно православного понимания смысла того, что произошло во время празднуемого сегодня события. Что же это такое?
Самое главное, что мы должны понять и усвоить, самое меньшее, но самое главное, — это то, что свет, которым Господь просиял на Фаворе, является светом нетварным. А что может быть нетварным? Только Творец, т.е. только Бог. Другими словами, свет, которым Господь осиял Свое тело на Фаворе, — это и есть Сам Бог. Бог на Фаворе показал Себя, Христос показал через преображение, что Он — Бог, Он показал это ученикам, как об этом говорится в кондаке сегодняшнего праздника: «да егда Тя узрят распинаема, страдание убо уразумеют вольное», — чтобы тогда, когда они увидят Его распятым, т.е. в таком виде, в каком Богу быть совсем не положено, они поняли бы, что Он страдает добровольно, что Он все равно — Бог. Хотя мы знаем, что все-таки их вера пошатнулась, но зато потом она утвердилась, и конечно, Преображение помогло в ее утверждении. Вот поэтому Он незадолго до Своего страдания открыл ученикам Свое Божество.
И Он их так изменил, что они смогли увидеть этот свет. Ведь о Боге говорит Евангелист Иоанн в своем Послании, что «Бога никтоже виде нигдеже», — т.е. Бога никто видеть не может. Но дальше он продолжает: «Единородный Сын, сый в лоне Отчем, Той исповеда», — т.е. Он показал Бога. Но как Он Его показал, Евангелист здесь не объясняет. Как Он мог показать Бога, если Бога никто видеть не может? Да, действительно, факт такой был на Фаворе: Бог показал Себя. Но как это могло быть даже и на Фаворе, если Бога никто видеть не может? И вот, святой Григорий Палама объясняет (вот, у нас там его икона лежит; это святой XIV века, один из самых великих отцов Церкви), что Бог невидим никакой твари, Он невидим и человеку. Но Он ведь не невидим Самому Себе. Самому Себе Он виден. И поэтому, когда Он изменяет людей так, что они тоже становятся по благодати Богом и обоживаются, тогда они получают ту способность, которую имеет Бог, — т.е. видеть Самого Себя. Поэтому Фаворский свет — это именно Бог; и Господь так изменил этих троих учеников (правда, пока только ненадолго), что они смогли видеть Бога; а впоследствии, уже после распятия, Воскресения и Пятидесятницы они станут уже по-настоящему христианами, станут святыми Апостолами, и тогда они будут видеть Бога уже не снаружи, как это объясняет Григорий Палама, как было на Фаворе (там их осиял свет снаружи), а изнутри. И подобно же этому просияло лицо Моисея на Синае. Вчера мы читали паремии — чтения из Ветхого Завета — о разных событиях с Моисеем и Илией, которые прообразовали нынешний праздник, потому что они все касались Боговидения. И особенно Моисею (Библия это описывает) Боговидение было именно как видение Света. Это вот самое главное, что мы должны знать: что Бог невидим никакой твари, но Он виден Сам Себе, и когда Он людей изменяет особым образом, так что они приобщаются Его свойствам, тогда люди тоже начинают Его видеть. Это и есть настоящая норма христианской жизни, к которой призваны абсолютно все христиане (а в Ветхом Завете к этому были призваны не все, а только избранные).
Но, конечно, этим не ограничивается смысл сегодняшнего праздника. Много было других событий в этом преображении Господнем, смысл которых ведет нас гораздо глубже. И недаром Господь предупредил еще за шесть дней до Преображения (или, по другому счету, за восемь дней, если считать день, когда были сказаны эти слова, и сам день Преображения), что ученики увидят не просто свет, — Он сказал не так, — а что увидят «Царствие Небесное, пришедшее в силе». Т.е. действительно, Господь показал не просто свет, а само Царствие Небесное. А что такой Царствие Небесное? В Апокалипсисе говорится, что Царствие Небесное — это «скиния Бога с человеками». Скиния — это тот переносной храм, тот шатер, который был сделан по повелению Божию через Моисея у иудеев в пустыни, а потом стал главной частью Иерусалимского Храма, Святым Святых. И вот, Царство Небесное — это одна сплошная скиния, это новый Иерусалим, в котором, как говорится в Апокалипсисе, нет никакого отдельного храма, потому что он весь является храмом. А точнее, он является, как сказано в Апокалипсисе, этой самой скинией Бога с человеками.
И вот, эту скинию, как Свое Тело и как облако, явил Господь в Преображении. Потому что когда говорится в Библии, в Ветхом и в Новом Завете, об облаке, то всегда надо тоже подразумевать Фаворский свет. Ведь недаром то облако, которое было перед станом и над станом Израильским при переходе через Чермное море и потом при странствовании в пустыне, днем было, как облако, а ночью было, как свет. Здесь свет и мрак — это одно и то же, потому что святой Дионисий Ареопагит говорит: «Божественный свет — это неприступный мрак, в котором благоволит Бог жить». Его можно назвать мраком, потому что он невидим никакими смертными очами. И в то же время его можно назвать светом, потому что «Бог есть свет, и тьмы в Нем несть ни единыя», как говорит Евангелист Иоанн. И поэтому и свет Фаворский, и облак — это одно и то же. И Господь это показывает на Своем Собственном Теле. Почему одежды Его стали белы? Потому что белые одежды — это одежды первосвященника в скинии или в храме, и Господь тем самым показал Себя как Первосвященника в этом небесном храме, небесной скинии. И именно это постоянное священнослужение в небесном храме — и есть то, что будет для всех, кто туда попадет, Царствием Небесным.
И рядом с Ним оказываются Моисей и Илия — те два праведника Ветхого Завета, от которых не осталось могил: про Илию повествуется в Библии, что огненная колесница взяла его на небо; а смерть Моисея перед самым входом в землю обетованную, куда он сам не вошел, тоже описывается довольно туманно, так, что ясно, что ни могилы, ни костей его не осталось. А предания, которые существовали в Ветхозаветной Церкви, говорили о том, что его похоронили Ангелы. И в Апокалипсисе мы видим, что, как говорит Господь, придут «два свидетеля», которые будут свидетельствовать о Мессии и через три с половиной года будут убиты Антихристом. Одним из этих свидетелей будет Илия. И недаром, когда пришел Иоанн Креститель, а потом Сам Господь, многие думали, что это Илия, а Господь про Иоанна Крестителя прямо сказал, что это Илия пришел. А вторым свидетелем одними святыми отцами называется Енох, который тоже был взят на небо, а другими отцами называется Моисей — не в последнюю очередь потому, что Моисей явился во время Преображения.
То, что Господь явил в Преображении, — это и есть не просто Бог, не просто нетварный свет, а действительно Царство Небесное, как Он и сказал заранее. А Царство Небесное — это небесная скиния, в которой Господь первосвященник. А небесная скиния — вот, это самое главное, что нужно запомнить, — это есть Тело Христово. Поэтому именно Свое Тело Он явил как просиявшую скинию. Потому что мы знаем, что Царство Небесное — это и есть та самая Церковь, которая уже здесь, через Евхаристию, создана на земле. Потому что у Христа только одно Тело. И причащаясь Тела Христова в Евхаристии, на литургии, мы все становимся Церковью. И вот это уже и есть Царствие Небесное, потому что какого-то другого Тела у Христа никогда не будет и быть, конечно, не может. Он только один раз воплотился, и этого достаточно; Он не развоплощался и развоплощаться не будет. И поэтому в другом месте, посылая учеников на проповедь, Господь говорит: «кто отвергнется вашей проповеди, тот уже осужден», — потому что, отвергаясь проповеди Церкви в земной жизни, люди отвергаются уже прямо самого Царствия Небесного, ведь другого Царствия просто нет; и поэтому, отвергнув его здесь, они уже не могут попасть в него после смерти. И именно поэтому Господь в Евангелии от Иоанна говорит: «Если бы Я здесь не ходит между ними и не говорил того, что говорил, то они не имели бы греха в том, что не веруют. А поскольку Я все это делал, а они все равно не веруют, то они не имеют извинения в своем грехе».
Ведь не для того Господь ходил среди иудеев, чтобы их всех погубить (тем более, что многие и спаслись); но само спасение — это в то же время суд. Хотя Господь и говорит, что судить Он будет потом, но в то же время Он же говорит в Евангелии о времени своего воплощения: «Ныне суд миру сему». Казалось бы, противоречие; но на самом деле никакого противоречия нет. Просто все в разное время подходят к Телу Христову — Церкви, — в которое либо войдут и спасутся, либо не войдут и за это будут судиться. Для некоторых это происходит уже в земной жизни, когда люди, встречаясь со Христом, либо спасаются, либо осуждаются; а для всех остальных — после выхода из тела, когда уже будет окончательный суд.
И вот таков догматический смысл сегодняшнего праздника.
Но за догматическим смыслом, за смыслом духовным мы никогда не должны забывать о смысле душевном: как этот праздник относится к жизни каждого из нас? И здесь самое главное, что мы должны понимать, — это плоды духовной жизни. Истинный плод духовной жизни, как мы в теории знаем, это Царствие Небесное. Но на деле у православных христиан очень часто встречается желание подменять истинные плоды духовной жизни какими-то мнимыми. И даже во многих духовных книжках, может быть, даже с благой целью, написано такое учение, которое никогда не проповедовали святые отцы. Потому что люди, может быть, отстают от каких-то явных грубых грехов; конечно, это хорошо, но это еще совершенно ничего не говорит об исцелении души. Потому что из того же тщеславия и нежелания среди новых православных знакомых прослыть каким-нибудь нехорошим человеком люди могут удерживаться от грехов, а страсти их остаются при них, и потому им до спасения весьма и весьма далеко. Может быть, человек удерживается от каких-то грехов, временами размышляет на какие-то благочестивые темы, благодарит Бога за Его творения, за то, что Он привел его в Церковь; если он увлечется такими мыслями, то он будет благодарить примерно так: «Слава Тебе, Боже, что я не таков, как прочие человеки, что Ты привел меня в Церковь, что я не такой, как вон тот мытарь!» А кроме того, его сердца начинает порождать, как ему кажется, благочестивые чувства: т.е. он что-то там думает о Боге и о том, какой сам этот человек грешный, — и ему как-то становится даже на душе приятно, как-то и поплакать хочется, и чаю выпить… Это ли не благодать?!..
И вот, конечно, надо понимать, что это — не благодать. Подобные благочестивые мысли, успокоение нервов, психологическая разрядка и душевный покой бывают абсолютно во всех религиях. Я уж не говорю о том, что представители любой христианской ереси, католики или протестанты, расскажут совершенно то же самое; но я думаю, что буддисты и какие-нибудь индуисты расскажут даже еще нечто лучшее. Поэтому не надо бояться того, что вот, если я сочту, что эти всякие мои благочестивые эмоции не являются плодом духовным, то тогда окажется, что у меня вообще ничего нет. Да, действительно, так и окажется, потому что и на самом деле ничего нет. Только не надо этого бояться, а надо понимать, что ничего нет, а раз ничего нет, значит, мне нужен Тот, у Кого есть, т.е. Бог. Значит, Бог мне нужен. А если у человека есть его благочестивые чувства — «какой я грешник, и какой Господь Бог хороший, как Он нас милует и о нас печется!» — то зачем ему Бог? ему хватит его благочестивых чувств… Человек думает, что он общается с Богом, а на самом деле он общается только с самим собой. И поэтому никогда человека, который предается вот таким, так сказать, благочестивым размышлениям, никогда реально не коснется благодать Божия, никогда он не увидит Фаворского света. А, как говорят некоторые отцы, например, Симеон Новый Богослов, если мы не увидим Фаворского света в земной жизни, то мы не увидим его и на том свете. Конечно, это страшные слова; и другие отцы говорят по-другому, что позволяет не всегда понимать эти слова буквально; но по крайней мере, ясно, что истинные плоды духовной жизни не имеют ничего общего ни с какими-то нашими мыслями, пусть даже самыми правильными (нам нужны правильные мысли, хорошо; но это — не плоды духовной жизни), ни с какими нашими чувствами, ни с какими нашими воспоминаниями. Несколько больше они имеют общего, но тоже довольно мало, с какими-то нашими делами. Потому что мы совершаем какие-то дела, может быть, и согласно с христианскими заповедями, но внутренне мы руководствуемся часто не этими заповедями, а собственной гордостью и другими страстями.
А на самом
деле оценить меру очищения нашей души можно только изнутри — так, как видит
это Господь Бог. И мы сами можем видеть меру своего очищения — только не прямо,
как меру чистоты, а как обратную ей меру греха. И со стороны оценить этот процесс
невозможно и не нужно. Мы не должны бояться того, что у нас нет никакой «духовной
жизни», что есть просто какое-то щекотание нервов: то у нас эмоции, то у нас
мысли; может быть, это нам и нужно; многие эмоции непроизвольны и ничего греховного
сами по себе не представляют; но все это то же самое, что шум за окном: мы хотим
помолиться в комнате, а за окном какой-то шум, запахи и всякое другое, что нас
отвлекает. Мы так и должны это воспринимать. Нет нашего греха в том, что это
происходит за пределами нашей комнаты, но грех у нас будет, если мы будем это
слушать, заслушиваться этим, отвлекаться и отходить от молитвы. Все это происходит
только для того, чтобы побудить нас больше и больше сосредоточиваться на молитве.
И вот, Господь обязательно тем, кто за Ним следует, кто не только словами, но,
главное, своей жизнью вместе с Петром говорит: «Се, оставихом вся и вслед Тебе
идохом», — т.е. мы вообще все оставили, ничего не имеем, особенно наших благочестивых
чувств, и идем вслед за Тобой, — вот таким людям Господь непременно явится Сам
и непременно Сам выведет их туда, куда Он хочет нас вывести, т.е. в Царствие
Небесное. Аминь.
Обсудить
можно
|