Слово на Успение Пресвятой Богородицы

(15/28.08.2002)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня мы празднуем самый главный праздник в честь Божией Матери, который только существует в Церкви, хотя в Церкви существует довольно много разных праздников в честь Божией Матери. Но самый главный — это праздник Успения. И не только потому, что для памяти любого святого (и Божия Матерь — не исключение) самым главным праздником становится день, когда он отошел ко Господу. Но с Божией Матерью было не так, как с другими святыми: сами обстоятельства Ее успения содержали в себе нечто великое и очень важное для спасения нашей души. И об этом повествуется в рассказе об успении Божией Матери.

Надо сказать, что Церковь не оставила нам никакого «жития» Божией Матери, т.е. нет такого текста, который назывался бы «Житием Божией Матери». А если какие-то святые отцы полторы тысячи или тысячу лет назад в своих проповедях рассказывали всю жизнь Божией Матери, то это они рассказывали на основании других древних документов, а каких именно? Всего есть два таких рассказа, не считая того, что в Новом Завете упоминается о Божией Матери. Один рассказ о том, как Она родилась, о рождестве Божией Матери, который у ученых называется «Протоевангелие Иакова», потому что там от лица Иакова ведется повествование. А второй рассказ — об успении Божией Матери. И оба эти текста дошли до нас в той форме, которую они приобрели уже во II веке, т.е. в очень раннее время. Почему это так важно подчеркнуть? Потому что некоторые говорят, что все это сказки, IV–V век, как стали говорить всякие немецкие профессора в XIX веке; а потом раз — и оказалось, что «сказки V века» нашлись в папирусах III века, и в итоге оказывается, что все это древнее и действительно описывающее исторические события.

И вот, что же произошло при успении Божией Матери? Успение это произошло не просто в какой-то случайный день года, а во время определенного многодневного праздника, который восходил к праздникам еще Ветхозаветной Церкви, и который, в несколько другой форме, праздновала та первохристианская община, к которой принадлежала и Божия Матерь. Кратко говоря, он соответствовал сразу трем ветхозаветным праздникам — и Дню Очищения, и празднику Кущей, и празднику Обновления Завета (Пятидесятницы). И этот праздник символически открывал некоторые реальности, которые в момент успения Божией Матери были открыты совершенно прямо и уже несимволически. Потому что когда Божия Матерь умирала, апостолы, уже рассеянные по всему свету (только апостол Иоанн Богослов жил при Богородице), собрались к ее одру в Иерусалиме в Сионской горнице. Предание повествует, что они были перенесены облаками; но мы знаем, что в Писании облака означают нетварную благодать Святого Духа, подобно тому, как столп облачный, он же столп огненный вел Израиль через Чермное море и пустыню. И вот, именно Духом Святым все Апостолы были собраны у одра Божией Матери. И когда Она умирала, и Господь забрал ее душу, отделившуюся от тела (потому что смерть любого человека, будь то Христа по человечеству, или Божией Матери, или любого из нас, — это есть именно момент отделения души от тела), Апостолам, которые при этом присутствовали, открылись все небеса, и они увидели чины Ангелов, все ангельские иерархии, которые стоят и приветствуют душу Божией Матери, возносимую Христом. И таким образом, они увидели Царствие Небесное. И после того, как душа Божией Матери была вознесена, небеса закрылись, и осталось тело Божией Матери, которое должны были погребсти Апостолы. И тело Божией Матери являло собой кивот, подобный тому кивоту, который был в Ветхом Завете; но только теперь это уже был не образ, как в Ветхом Завете (потому что в Ветхом Завете все, в том числе и ковчег Завета, кивот, было образом), а именно уже сама реальность. Потому что в Ветхом Завете ковчег Завета — такой большой ящик из негниющего дерева — был местом особенного Божия присутствия, по особенному благоволению Божию. Но тело Божией Матери стало местом еще более особенного Божия присутствия, потому что уж чего больше, чем воплощение Бога. И Ее тело стало ковчегом. И подобно тому, как ветхий Израиль странствовал по пустыне за ковчегом Завета, туда, куда указывал ковчег Завета, подобно этому Апостолы и все христиане стали провожать тело Божией Матери, чтобы погребсти его в Гефсимании, и пошла эта процессия из Сиона в Гефсиманию. И когда один из иудеев попытался опрокинуть тело Божией Матери, он тут же был поражен карой Божией, — как и те, кто пытались дотронуться до ковчега Завета, не имея на это права, тоже наказывались Богом; и после этого тот иудей раскаялся и тоже стал христианином. Так тело Божией Матери было перенесено и с честью предано земле. Но в этот момент среди собранных Апостолов не было одного — апостола Фомы. Апостол Фома прибыл с опозданием на три дня, и подобно тому, как воскресение Христово особым образом должно было увериться через неверие Фомы, подобно этому произошло и с успением Божией Матери, потому что Фома упросил Апостолов, чтобы они открыли гроб, и он мог попрощаться с Ее телом. И тогда оказалось, что Ее тела во гробе нет. До сих пор существует эта гефсиманская пещера, где была похоронена Божия Матерь (тем еще ранние христиане сделали церковь), но никаких мощей Божией Матери нет, тело ее не осталось на земле. И поэтому можно сказать только одно: перед тем, как для Фомы на третий день повторно была открыта эта гробница, тело Ее было тоже вознесено на небо, подобно тому, как и Христос с телом вознесся на небо.

Таков догматический и мистический смысл того, что происходило при успении Божией Матери. И если сказать коротко, то он состоит вот в чем. Подобно тому, как Моисею на Синае открылись небеса и Царствие Небесное, и как они открылись при вознесении Господнем, подобно этому они открылись и на Сионе, когда Господь брал к Себе душу Божией Матери. И подобно тому, как на Синае Господь повелел Моисею сделать ковчег Завета, и после этого началось странствование по пустыне, подобно этому после того, как душа Божией Матери была взята на небо, в Сионе началось сначала погребальное шествие Апостолов от Сиона в Гефсиманию, а потом и шествие и всей нашей Церкви. И вот, здесь мы уже переходим к тому, чем является это событие в жизни каждого из нас, как каждому из христиан участвовать в успении и погребении Божией Матери.

Мы, вслед за Божией Матерью, Которая есть истинный, а не прообразовательный и символический, кивот святыни, кивот Божий и ковчег Завета, т.е. место, где живет и присутствует Бог, вслед за Ней мы должны идти по этому миру, как через пустыню. Что это значит? Значит — не искать утешения от каких-то вещей, в которых ищут утешения разные люди (это вещи либо прямо греховные, либо, по крайней мере, какие-то пустые и ненужные); не ставить в своей жизни какие-то цели в отношении семьи, имущества и подобных вещей, которые ставит большинство людей; и может быть, еще важнее понимать, что мы не должны ставить на первый план также и тех земных целей, которые вроде бы и христианские. Потому что какое-то, чисто душевное, утешение мы испытываем от того, что участвуем в богослужениях, что можем придти в храм; и конечно, вообще, участие в церковной жизни как-то успокаивает людей, но это тоже все утешения не духовные, и все это — те награды, которые мы получаем в жизни сей; а если мы в жизни сей получаем награду за что-то, то значит, за это мы уже не получим награды в Царствии Небесном. Во всем этом нет ничего плохого, есть даже много хорошего, — но спасения души в этом все-таки еще нет. Гораздо более верный критерий приятия нами благодати — это исправление нашей жизни.

И поэтому мы должны искать от Царствия Небесного только самого Царствия Небесного. А что такое Царствие Небесное? Это Тело Христово, это Церковь, это, иначе еще говоря, Сам Бог, Бог воплощающийся — воплотившийся и продолжающий воплощаться в каждом из нас и во всех тех, кто когда бы то ни было еще придет в Церковь. И вот, именно этого и надо искать.

И сейчас, милостью Божией, внешние обстоятельства для нашей Церкви поворачиваются таким образом, что нам будет еще легче это делать. Потому что на нашу Церковь продолжаются известные гонения, и тот приговор, который совершенно без всяких оснований вынесен против нашего Митрополита, конечно, позволит разным средствам массовой информации говорить какую угодно грязную клевету о нашей Церкви, и мы можем сказать, что это не только будет происходить, но и уже началось, и первые публикации такого рода, и даже какие-то телевизионные сюжеты уже были. Что это означает? — Что людям, которым не очень важно анализировать, куда они приходят, не очень важно думать, а просто важно придти куда-нибудь свечки поставить, душевно успокоиться, и которым, в общем-то, все равно, в какую религию верить (потому что будь они татарами, они приходили бы к мусульманам; будучи русскими, они приходят в русскую церковь; а живя где-нибудь за границей, на Западе, они бы в какую-нибудь католическую церковь ходили), — таким людям будет в нашу Церковь придти труднее. Конечно, может быть, надо тогда их пожалеть, что им станет теперь труднее придти в нашу Церковь; а может быть, и не надо их жалеть, потому что, придя в нашу Церковь таким случайным образом, они все равно бы не могли в ней спасаться до тех пор, пока не изменились бы и не стали бы сознательными христианами. А людям думающим, которым не все равно, как раз будет только лишний случай задуматься о том, почему, хотя наша Церковь вроде бы и похожа на Московскую патриархию, вроде бы и там, и здесь говорят о православии, вроде бы одинаковое богослужение, — но почему такое разное отношение в государстве; почему на одну Церковь выливается столько грязи, причем не подкрепленной какими-либо доказательствами (а люди, которые интересуются, будут интересоваться, есть ли какие-то доказательства там или нет), а другая церковь становится такой официозной организацией, какой раньше была только Коммунистическая партия. И конечно, такие люди задумаются, и, хотя их будет и мало, они теперь, может быть, даже скорее придут в нашу Церковь. Поэтому я думаю, что мы в качестве выиграем, а в количестве, как водится, проиграем. И честно говоря, нам было бы вредно выигрывать в количестве, потому что тогда, боюсь, наша Церковь могла бы раздуться, как мыльный пузырь, а потом лопнуть и всех обдать, и ничего бы хорошего из этого ни для кого не вышло бы. Поэтому лучше нам не расти больше, чем мы это можем делать здоровым образом, т.е. нам нужно расти действительно не простым количеством прихожан, которые приходят в храмы, и не самим количеством храмов (храмы вообще должны появляться позже, чем прихожане), а нужно расти качеством верующих людей. Потому что наша Церковь проповедует православие и только православие, без ничего другого. Она не проповедует какого-то душевного комфорта, которого она, в общем, и не может дать по-настоящему, сравнительно с Московской патриархией; не проповедует никакой особой национальной идеи (хотя понятно, что русский человек без православия — это вообще непонятно, что такое, а не русский человек). Церковь должна проповедовать православие; а там уже, если кто будет православным, тот может быть и русским. Церковь, конечно, проповедует то, что она должна проповедовать, т.е. Господа; и мы не должны забывать того, что мы все слышали во время нашего крещения: «мы, крестящиеся во Христа Иисуса, крестимся в Его смерть», — мы крестимся именно в смерть для мира, а не для «хорошей жизни». Поэтому не надо удивляться, что такова судьба православных христиан, а надо именно это и выбирать, если мы действительно хотим Царствия Небесного, которое было открыто глазам Апостолов во время успения Божией Матери, и таким образом, приобщиться им в сегодняшнем празднике. Аминь.