О ревности Божией.
Слово в день памяти Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова

(26.09/9.10.2002)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня мы совершаем память Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова, сегодня день его преставления, т.е. главный день его памяти. Святой Апостол и Евангелист Иоанн Богослов для нас памятен в двух отношениях. Во-первых — и это наиболее известно, — в его Евангелии изложены самые большие глубины или, наоборот можно сказать, высоты богословия, потому что именно его Евангелие начинается с рассказа о том, что Христос это Слово Божие, и с рассказа о Троице. А во-вторых, известно, что святой Иоанн был младше всех прочих Апостолов, причем намного младше — ему было около 18 лет, когда он пошел за Иисусом, по крайней мере, меньше двадцати. Т.е. он даже и не был в полном смысле слова взрослым человеком. Но потом он дожил до глубокой старости и до смерти продолжал быть епископом и писал свои творения, среди которых Евангелие, Послания и Апокалипсис.

Но святой Апостол и Евангелист Иоанн Богослов является и некиим образом того, как нужно идти служить Богу. Потому что многие слышат глас Божий в юности, но потом с ними происходит то, против чего предостерегает святой Иоанн Лествичник, который пишет так: если в тебе загорелся огонь ревности Божией, то спеши бежать туда, куда он зовет, иначе он погаснет и оставит тебя во тьме. Потому что только огонь ревности Божией освящает для нас путь, только при его свете мы можем видеть, где мы находимся и куда нам нужно идти. И вот, очень часто, хотя и не всегда, бывает, что именно в юном возрасте возгорается в человеке эта ревность, но дальше почти всегда происходит как раз именно то, против чего предостерегает преподобный Иоанн Лествичник: огонь этот погорит, погорит и погаснет, и оставит человека на всю жизнь во тьме, и потом только очень немногие люди как-то все-таки приходят к Богу в зрелые или пожилые годы, а большинство так и не приходит.

А почему это происходит? Не только потому, что существуют всякие естественные причины, которые и в юном возрасте тоже влияют на человека и склоняют его ко лжи; но их действие усиливается еще и тем, что все вокруг говорят: «подожди, ты еще маленький, тебе надо определиться»; часто именно родители да и вообще все старшие так говорят: «куда тебе принимать такие радикальные решения — например стать монахом или наоборот вступить в брак в юном возрасте, — надо подождать…» Чаще всего эти уговоры достигают успеха; если же они не достигают успеха, то вызывают реакцию делать все наоборот, что тоже нехорошо, потому что это ведет к разным глупостям, которые люди совершают по молодости; но другой вариант поведения — слушаться старших — является не меньшей, а может быть, даже большей глупостью, совершаемой по молодости. Потому что те, кто слушаются старших, начинают неизвестно зачем тянуть год за годом, задерживая исполнение такого ясного своего желания направить свою жизнь на служение Богу, да и вообще просто как-то устроить свою жизнь. А в это время, пока они не делают то, что могут, начинают привходить какие-то внешние обстоятельства, которые отвлекают, рассеивают; а держать внимание все время на самом главном трудно и во взрослом возрасте, а тем более в молодом; и получается, что постепенно все уходит, как песок сквозь пальцы, и никакой ревности не остается, никакой решимости не остается и никакой ясности относительно того, как устраивать свою судьбу, не остается. И потом получается уже, что в возрасте двадцати с чем-то лет люди начинают как-то исходить уже из того, что у них к тому времени осталось, а к тому времени у них уж мало что остается, и сами-то они уже не те, потому что у них нет уже такой способности полностью предаться какой-то идее, чтобы полностью ей служить. Это касается, конечно, прежде всего идеи религиозной, но также и вообще всех жизненных дел.

Поэтому если мы — а мы все вынуждены это так или иначе делать — соприкасаемся со столь юными людьми, мы должны понимать, что надо им не навредить, что мы должны им помочь устоять в их собственном выборе, если они его сделали, т.е. в выборе именно жизни как служения Богу. И не надо им говорить, что вот, «а может быть, у тебя потом будут какие-то искушения, и ты не выдержишь» и так далее. Безусловно, искушения будут, и не «может быть», а наверняка; но это совершенно не означает, что человек не выдержит. Потому что если начать с того, что себя ровно поставить по отношению к этим искушениям, то тогда как раз скорее выдержишь их, чем тот, кто уже в каком-то там зрелом возрасте, когда он уже раздолбан жизнью, начинает вспоминать, что хорошо бы жить иначе. Вот, у нас на Дворцовой площади стоит Александровская колонна, которая выстояла и не упала во время блокады, хотя там рядом взрывались бомбы. А на чем она стоит, чем она закреплена? Как известно, она ничем не закреплена, она просто поставлена и стоит, ее просто очень ровно поставили, правильно, — и вот, она выдержала такие встряски. И нам важнее всего — а наипаче это легко сделать в юности — просто ровно себя поставить. Тогда можно стоять и без подпорок, и без костылей, как вот как раз эта Александровская колонна.

И поэтому мы должны, со своей стороны, если мы существенно старше 18 лет, не расхолаживать чью-то ревность, проявляющуюся в молодом возрасте, не говорить, что это «по малолетству» (несмотря на то, что в этом, конечно, будет много малолетства), а надо понимать, что малолетство отдельно, а ревность отдельно. От малолетства в конкретных его проявлениях надо предостерегать, а ревность надо поощрять и помогать как-то, чтобы те, кто имеет эту ревность, в ней утвердились. Конечно, прежде всего — я повторяю, — это относится к ревности христианской и вообще в вере, но также это относится и ко всем жизненным выборам — к выбору профессии, к выбору брака или, наоборот, отказа от него; потому что все эти вещи для человека важны, и они могут иметь очень большое значение и для духовной его жизни, поэтому к ним не надо относиться безразлично.

Господь да подаст нам, тем, кому существенно старше восемнадцати, никого не соблазнить из «малых сих» — малых по возрасту, я имею в виду, — а наоборот, стараться им помочь; а тем, кому еще меньше восемнадцати (таких у нас сегодня здесь, кажется, никого нет среди присутствующих), не бояться делать самые, самые решительные выборы в своей жизни. Осторожность, конечно, нужна, но бояться не надо. Аминь.