Святитель Филарет (Вознесенский) —
один из первых истинно-православных архиереев ХХ века.
Слово в Неделю 20-ю по Пятидесятнице, на день памяти святителя.

(28.10/10.11.2002)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня мы совершаем память святителя Филарета, которого прославили во святых только Истинно-Православные Церкви, и только две из них, почти одновременно в 2001 году: это наша Церковь и Святая Православная Церковь Северной Америки, которая в свое время тоже была связана с Зарубежной Церковью, где был Первоиерархом святитель Филарет, и которая так же почитает его, как и мы. Прославление это было следствием того, что в конце 1998 года были обнаружены его нетленные мощи, хотя к тому времени его тело уже много лет пролежало в сыром склепе; он умер в 1985 году, а мощи были обретены нетленными, когда вскрыли гробницу, чтобы перенести его тело. И как бы специально для подтверждения того, что там были такие условия, когда тело должно было истлеть, на Евангелии, которое было, по церковному обычаю, положено в его гроб, железные застежки проржавели и разрушились, а само тело святителя Филарета не истлело, и лицо сохранилось, и тогда же были сделаны фотографии мощей. А поскольку еще при его жизни многие почитали его святым, и после его смерти многие истинно-православные христиане обращались к его молитвенному предстательству, то такое обнаружение его нетленных мощей было воспринято как указание Божие именно на то, что его нужно прославить, а даже не на его святость, потому что у святых могут быть и тленные мощи, а с другой стороны, святость свидетельствуется и без явления мощей. И явление мощей было указанием на то, что богоугодным является его церковное прославление именно сейчас. И прошло совсем немного времени, года полтора с конца 1998 года, — и вот уже две Истинно-Православных Церкви его прославили.

Почему же так важно для нас сейчас почитание святого Филарета? И в этом же будет ответ и на другой вопрос: в чем видна святость святителя Филарета из его жизни? В том, что он стал одним из первых истинно-православных архиереев. Потому что архиереи, в том числе и в Зарубежной Церкви, были традиционно воспитаны еще по обычаям XIX века и поэтому не привыкли видеть опасность экуменизма и видеть в нем действительно настоящую ересь. Потому что в XIX веке, хотя епископы сами и не молились с инославными, хотя не было и никаких еретических соборных решений, но многие иерархи из числа самых уважаемых современниками, вроде митрополита Московского Филарета (Дроздова), высказывали откровенно еретические суждения экуменического плана. кроме того, в духовных академиях преподавалось, что у еретиков благодать Таинств есть; совершенно серьезно рассматривался вопрос о действительности англиканских хиротоний. Англикане — еретики, и какая там может быть действительность? Но об этом вопросе спорили, и не с православных позиций, а выясняли, утратили ли они благодать, отойдя от Римо-католической церкви; а что эта благодать в Католической церкви была — это никто не ставил под сомнение. В принципе, за саму постановку такого вопроса человека надо привлекать к церковному суду, а если он не покается, то отлучать от Церкви. Но в дореволюционной России это не только не делалось, но этот вопрос совершенно открыто печатно обсуждался в официальных изданиях духовных академий; и хорошо еще, что церковная власть не принимала официальных решений по этому поводу.

Поэтому ожидать, что получившие дореволюционное воспитание, из этих самых академий вышедшие иерархи, хотя бы и оказавшись в эмиграции, хотя бы и оказавшись в других, более жестких условиях, хотя бы и оказавшись перед лицом более разнузданного наступления ереси экуменизма, которое началось с 1920-х годов (раньше такого никогда не было), — что они правильно сориентируются, этого ожидать было никак невозможно. Два первых Первоиерарха Зарубежной Церкви, митрополиты Антоний и Анастасий, оба были дореволюционными российскими иерархами, и у них не было иммунитета по отношению к ереси экуменизма. Каждый из них так или иначе участвовал в каких-то экуменических деяниях, и что самое, может быть, плохое, — они совершенно не поняли, кто был прав в Греции, когда православные отделились от экуменистов из-за вопроса о календаре (потому что экуменисты там перешли на неправославный папский календарь, т.е. на новый стиль, с небольшими изменениями, и до сих пор они остаются с этим календарем; а православные остались со старым календарем, и произошло разделение). Даже митрополит Анастасий, который был непосредственным предшественником митрополита Филарета, считал, что старостильники — раскольники, и что надо иметь дело только с новостильниками, что только новостильники являются Православной Церковью. Конечно, такая позиция была очень плохой и, прямо сказать, греховной. В результате создалось представление о Русской Зарубежной Церкви, что это просто «Церковь русского народа», той части русского народа — эмигрантов, — которая политически не признает большевиков. И несмотря на то, что до митрополита Филарета в Зарубежной Церкви были такие великие святители, как Иоанн Шанхайский, которые иначе на это смотрели, несмотря даже на действия самого митрополита Филарета, это мнение так и осталось мнением большинства, что мы и видим сейчас на примере раскола Зарубежной Церкви, при котором большинство осталось с митрополитом Лавром, и они совершенно официально объявили на соборах, что у них одна и та же вера с Московской патриархией и прочими экуменическими сообществами, хотя и есть вещи, которые их разделяют, но эти вещи не относятся к догматике.

Конечно, в Зарубежной Церкви были и другие люди, и в их числе был и святитель Филарет. Он осознал, что ересь экуменизма действительно уже захватила большинство так называемых поместных православных церквей, и поэтому сейчас уже будет ересью не только молитвенное общение с какими-нибудь католиками и монофизитами, но будет ересью, подлежащей соответствующим прещениям, и молитвенное общение с каким-нибудь Константинопольским патриархатом, или Московским, Александрийским или Антиохийским, потому что все они приняли ересь экуменизма и не являются сами православными, хотя бы по обрядам и обычаям они ничем не отличались от нас. Но мы знаем, что гораздо раньше, за несколько сот лет до святителя Филарета, были католики, которые тоже не отличались по обрядам от православных, но они все равно были еретиками.

И особенно это отпадение в ересь стало очевидно в 1965 году, после того как тогдашний Константинопольский патриарх Афинагор подписал с папой Римским Павлом VI акт о взаимном снятии анафем, которые наложили друг на друга католики и православные в 1054 году. После этого многим и в Греции, и на Западе, и прежде всего, в Зарубежной Церкви святителю Филарету, стало ясно, что нельзя это терпеть, что Константинопольский патриархат совершенно прямо и официально отрекается от православия — в данном случае отрекается не только от того, что есть различия между православием и католичеством, но — как это тогда уже прямо заявлялось — от того, что есть различия между православием и другими религиями. И тогда митрополит Филарет, который к тому времени, с 1964 года, был уже главой Зарубежной Церкви, начинает писать свои «Скорбные послания». Всего он их написал три. Это были послания к главам вот этих отступающих православных церквей, где святитель объяснял им и всем остальным — потому что эти послания публиковались и распространялись открыто, — что нельзя быть экуменистами не потому, что это просто как-то плохо, а потому, что это означает вообще перестать быть православными и утратить благодать.

Точно так же святитель Филарет последовательно отрицательно относился к Московской патриархии. В Зарубежной Церкви, конечно, никто не любил Московскую патриархию как церковь, которая покорилась безбожной власти. Но обычно это была неприязнь политического характера; никто при этом не доходил до того, чтобы заявлять, что церковь, которая покорилась безбожной власти даже в самом назначении епископов, а тем более приняла экуменизм, вообще уже не является Церковью. И даже близкие соратники митрополита Филарета как-то этого не осознавали. А святитель Филарет это осознавал совершенно четко. В 70-е годы — а в это время Первоиерархом Зарубежной Церкви по-прежнему был митрополит Филарет — в России набрало силу движение церковных диссидентов, которое в 80-е годы силами КГБ было сломлено; и особенно знаменательным был момент, когда один из лидеров этого движения отец Димитрий Дудко стал каяться по телевидению за свою «антисоветскую деятельность», под которой подразумевалось распространение православия среди молодежи. Многие на Западе переживали за него и сочувствовали ему; а митрополит Филарет по этому поводу написал совершенно недвусмысленное письмо, где говорил, что никогда не мог вполне сочувствовать борьбе отца Димитрия Дудко и ему подобных, потому что они боролись хотя и за правду, но сами не стояли в правде, потому что чтобы стоять в правде, нужно быть в Истинной Церкви, а эти диссиденты не были членами Истинной Церкви, а все были в Московской патриархии и хотя и ссорились со священноначалием, но из патриархии не выходили. И поэтому, — объяснял святитель Филарет, — Господь и не дал им силы устоять в вере, и в этом и заключается причина их падения.

Но самое, может быть, главное, что начал делать митрополит Филарет, и что, Бог даст, совершит окончательно наша Церковь, — это объединение с Истинно-Православными Церквами, которые образовались в Греции, а к тому времени распространились уже и по всему миру. Святитель Филарет резко отошел от политики своего предшественника, митрополита Анастасия, считавшего, что не нужно иметь общения с греческими старостильниками, и наоборот, вступил в общение с обоими основными на тот момент старостильными Синодами и добился того, что они, даже еще не придя к официальному общению друг с другом (потому что между ними были разные недоразумения, хотя вера у них была одинаковой), оказались все равно как бы в общении через Зарубежную Церковь. К сожалению, через несколько лет это общение нарушилось, и митрополит Филарет просто ничего не смог сделать, потому что большинство епископов, которые тогда были в Зарубежной Церкви, и особенно самый влиятельный в то время среди них, архиепископ Антоний Женевский (который умер в 1993 году, и сейчас его наследником стал его ученик и воспитанник архиепископ Марк Берлинский, продолжающий тот же самый курс), почти все резко были против этого, сослужили сами или разрешали своим клирикам сослужить со всякими новостильными, т.е. еретическими клириками экуменических юрисдикций, и получалось, что в Зарубежной Церкви не было единства веры. И мы знаем, что, несмотря на все усилия митрополита Филарета и тех, кто прикладывал усилия в этом направлении после смерти святителя, Зарубежная Церковь не избежала раскола. И наша Церковь прервала в 1995 году общение с Зарубежной Церковью по той же самой причине — потому, что в Зарубежной Церкви стали преобладать такие вот экуменические настроения.

Но тем не менее, несмотря на неудачу многих попыток митрополита Филарета держаться истинного православия, была одержана одна очень большая победа, в 1983 году, когда на Соборе Зарубежной Церкви впервые была принята официальная и соборная анафема экуменизму, которую мы теперь всегда читаем вместе с другими анафемами в первое воскресенье Великого поста, во время праздника, который называется Торжество Православия. И можно, конечно, совершенно справедливо говорить, что эта анафема была половинчатой, потому что ересь экуменизма как конкретное заблуждение определили и анафематствовали, и это было необходимо, это хорошо; но назвав болезнь и определив ее симптомы, не назвали ни одного больного — так и не сказали, кто же является экуменистом; можно было подумать, что просто сами анафематствовавшие выдумали ересь и сказали, что если кто-то начнет так думать (хотя сейчас еще никто не начал), то тогда он будет под анафемой. Конечно, на самом деле ересь была взята из жизни, но большинство архиереев Зарубежной Церкви были настолько против этой анафемы, что на Соборе просто невозможно было бы ее протащить, если бы кто-то был назван по имени. И действительно, как только митрополит Филарет умер (через два года после этого Собора), смысл анафемы тут же извратили, и за подписью митрополита Виталия, нового Первоиерарха Зарубежной Церкви, распространилось Рождественское послание (составленное на самом деле, очевидно, архиепископом Антонием Женевским и его сторонниками), где смысл анафемы совершенно искажался и говорилось, будто бы она относится не к еретикам, а к чадам самой Зарубежной Церкви, если они будут участвовать в экуменизме. Это, конечно, была уже попытка сказать новое слово по поводу анафематствования еретиков, потому что те, кто подлежат анафеме, вообще не могут быть чадами Церкви; а с другой стороны, если анафема действует, то она действует на всех, кто отпадает от православия или даже никогда в нем не был, независимо от того, к какой из церковных организаций принадлежали эти люди в прошлом.

Но все-таки почему же принятие этой анафемы было победой, если это было такое половинчатое решение? Потому что истинно-православные не только в Зарубежной Церкви, но и во всем мире увидели, что действительно можно сформулировать, что такое ересь экуменизма, и что ее надо анафематствовать. И уже в 90-е годы греческие истинно-православные Синоды продолжили дело этого Собора и уже анафематствовали ересь экуменизма так, как надо, т.е. назвав имена еретиков, в том числе патриарха Афинагора, а также и других. Но они это сделали именно на той основе, которая была заложена Зарубежной Церковью при митрополите Филарете.

И конечно, может быть, некоторые люди, которые не знают, как это бывает в жизни, а просто судят, исходя из каких-то отвлеченных соображений, скажут, что раз святитель Филарет был таким строгим в отношении догматики, то и лично он был таким угрюмым, неприятным в личном общении и в быту, злым, желчным… Примерно такое мнение о ревнителях православия пытаются создать многие из тех, кому православие безразлично. Но вот как раз святитель Филарет был живым опровержением такого мнения. Потому что по воспоминаниям всех, кто его знал, он не только был очень большим молитвенником и многим помогал своими молитвами еще и при жизни, а после смерти, конечно он еще больше нам помогает; он не только был человеком особенно возвышенной духовной жизни (конечно, так говорили те, кто его понимал; а многие его не понимали и даже презирали); но он вообще был человек с чувством юмора и несколько не от мира сего в самом таком симпатичном смысле слова. Любимым его занятием была рыбалка; это был его любимый вид отдыха, и для этого занятия у него был специальный подрясник. И приходилось за ним специально следить, чтобы в случае приема каких-то официальных высоких гостей он выходил к ним в подобающем виде, потому что он мог забыться и одеться совершенно как попало. Святитель Филарет очень любил детей и вообще молодежь и проводил с ними много времени; для него как бы не существовало никаких условностей; он фиксировал свое внимание только на том, на чем нужно. Однажды с ним произошел такой случай.

Митрополит Филарет славился своим умением составлять мази от ожогов и очень помогал пострадавшим людям. А он эмигрировал в Америку из Китая, и когда он еще жил в Китае, большевики пытались его убить за то, что он не хотел поминать за богослужением безбожную власть и лгать, что в Советском Союзе Церковь свободна; и вот, агенты КГБ подожгли его дом. Он был вынужден выпрыгнуть со второго этажа и при этом сильно обгорел; и всю жизнь у него оставались следы от ожогов, и было немного покривленное лицо. И вот однажды одна девушка, которая и сейчас еще жива, сильно обожгла кипятком ногу в присутствии митрополита Филарета. Святитель повел ее к себе в спальню, чтобы дать ей мазь от ожогов, а потом стоит и не выходит. А ей надо мазать ногу, и она не знает, как бы это ему сказать, чтобы он ушел. Он постоял, постоял, подумал, наконец, сказал: «Мажь сама!» — и ушел. Т.е. это просто говорит о том, что у него не было в жизни посторонних мыслей, и он сосредотачивался только на том, что нужно делать; и конечно, больше всего он был сосредоточен на молитве.

А когда речь шла о разных сложных церковно-политических проблемах, из-за которых канонизация святителя Филарета стала не просто прославлением одного из святых, а заявлением о верности определенному пониманию православия, а именно, святоотеческому, а не еретическому и экуменическому, то и здесь позиция митрополита Филарета была не чем иным, как продолжением той же самой черты характера: надо во всем смотреть на главное и вокруг этого главного строить всю свою жизнь. Т.е. если в православной вере главное — это православные догматы, то от них нельзя отступать, и надо прежде всего смотреть за тем, чтобы строить церковную жизнь именно по православным догматам. И если мы будем в этом следовать святителю Филарету, т.е. строить свою жизнь по православным догматам и пребывать в истинной Церкви, а также если мы будем следовать святителю в том, чтобы все время быть сосредоточенным на внутренней молитве, то тогда молитвами его и других святых Господь даст нам до конца нашей жизни пребывать и утверждаться в истинной Христовой Церкви и в ней же оказаться и после смерти, потому что Церковь Христова — это и есть Царствие Небесное. Аминь.