О благочестивой жизни вне Церкви
и о разногласиях между православными.
Слово в Неделю 21-ю по Пятидесятнице,
в день памяти преподобного Иоанникия Великого

(4/17.11.2002)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня мы слышали знаменитую евангельскую притчу о сеятеле, и сегодня же мы читали дальше, как Господь Сам ее объясняет. И все мы хорошо помним, что когда сеется Слово Божие, то иногда оно попадает при дороге, где не может укорениться, и потом к таким людям приходит диавол и вообще его похищает у них; иногда оно попадает на неподходящую почву, каменистую, и там оно, хотя поначалу и укореняется, но вырасти все равно не может; иногда оно попадает вроде бы и на хорошую почву, но на этой почве очень много всего другого, всякие сорняки, терние, которые растут гораздо быстрее и заглушает это семя, и поэтому оно и там вырасти не может, — и Господь объясняет, что это те люди, у которых очень много всяких мирских интересов, которые смотрят совершенно куда-то не туда, и поэтому Слово Божие не может дать в них никакого плода; а иногда все-таки бывает и такое, что оно попадает на добрую почву и тогда приносит стократный плод. И все мы, конечно, хотели бы, чтобы наша почва была доброй; и в то же время, все мы понимаем, что даже бытие в Истинной Церкви, даже участие в истинных Христовых Тайнах этого нам не гарантирует, а наоборот, этого от нас требует, — т.е. мы, если мы являемся членами Истинной Церкви, должны, чтобы не подлежать большему осуждению, жить так, как должны жить члены Истинной Церкви, и только тогда Слово Божие будет в нас восходить.

Но вот, часто мы, может быть, забываем о другом — о том, что доброй почвой могут оказаться люди независимо от того, в какой они церкви; бывает, что они оказываются и среди еретиков. И подобный пример являет нам как раз житие святого Иоанникия Великого, память которого мы сегодня совершаем. Уж тут как раз не скажешь, что в его случае Слово Божие упало не на добрую почву — конечно же, на добрую, — но он поначалу пребывал в еретической церковной организации. Он родился в середине VIII века, а в Византии в это время господствующей церковью была церковь еретическая, поддерживающая ересь иконоборчества. И родители св. Иоанникия были простыми благочестивыми людьми, которые ни в какой догматике не разбирались, и поэтому они ходили в официально открытый храм, который там был, вследствие чего были членами еретического сообщества, хотя, конечно, и не подозревали о его еретичности. Они были в общении со всеми еретичествующими иконоборческими патриархами. И вот так же, во благочестии, но в той же еретической церкви они воспитали своего сына, который вырос очень благочестивым юношей.

И вот однажды Иоанникий встретился с одним монахом. А надо сказать, что во время первого иконоборчества, которое было в VIII веке (в отличие от второго, которое было в IX веке), очень много сторонников иконопочитания было среди монахов, и поэтому господствующая церковь вообще изгоняла монахов, и монашество во время первого иконоборчества было гонимым (а во время второго уже не было, потому что тогда уже и многие монахи отпали в ересь). Монашество держалось иконопочитания, и поэтому они так вот, гонимые, бродили где-то по деревням. И вот, монах решил поговорить с юношей. Ему понравилось, что Иоанникий такой благочестивый, и он сказал ему: «Хорошо, что ты так подвизаешься в добродетели, но ты — еретик, и все твои подвиги в добродетельной жизни напрасны, если ты не имеешь правой веры». Для Иоанникия, конечно, это был шок: «Как это так — я еретик?!» И монах ему объяснил, что просто в силу того, что он, хотя бы и по причине своего неведения, ходит в храмы, где поминают патриархов-еретиков и провозглашаются еретические догматы иконоборчества, он, в силу одного этого, не является членом Церкви, а является еретиком. Конечно, после этого будущий святой Иоанникий весьма и весьма задумался, осознал, что он еретик, и пришел в истинную Церковь Христову. Прошло после этого еще несколько десятилетий — и иконопочитание было восстановлено. Святой Иоанникий был в это время уже достаточно известным подвижником. Потом было несколько десятилетий, когда в Византии господствовало православие, и все это — при жизни Иоанникия, который прожил чуть меньше ста лет (96 примерно лет), а потом опять к власти пришли иконоборцы, и на православных настало новое гонение, которое было довольно долгим, во время этого гонения как раз пострадал и умер святой Феодор Студит. Феодор Студит был младше Иоанникия, но умер еще при его жизни. А святой Иоанникий пережил и это гонение и дожил до торжества православия в 843 году. И конечно, во время второго иконоборчества святой Иоанникий, который жил в пустыне и не имел такого большого монастыря, как у Феодора Студита, например, который удобно было разгромить, был авторитетом для многих православных, и к нему ходили и спрашивали его совета. И уже только около 846 года, когда иконопочитание победило, святой Иоанникий мирно скончался.

И первый урок из жития святого Иоанникия, который особенно, может быть, важен для нашей эпохи, это то, что человек может быть и благочестивым, и верующим во Христа, и ходящим в церковь, и в этой церкви обряды могут быть православными (а у иконоборцев обряды были православными, только икон у них не было, а в основном были всякие орнаменты и изображения креста), — но при всем том человек оказывается совершенно вне Церкви. Поэтому то же самое мы можем сказать и о тех, кто ходит в храмы, где провозглашается ересь экуменизма. Потому что, к сожалению, большинство людей в современном мире (не только в нашей стране, а вообще во всем мире), которые сами себя считают православными, ходят в такие храмы, где богослужение по внешности православное, где вообще есть большое сходство с Православной Церковью, многие догматы преподаются так же, но есть одно «но», которое все это перечеркивает (а бывает, что и не одно; но даже если и одно, то все равно все перечеркивается), — я имею в виду, конечно, ересь экуменизма. Потому что там, где есть какая бы то ни было ересь, будь то экуменизм или другая какая-нибудь (а мы знаем, что ересь экуменизма охватывает все ереси сразу, потому что говорит, что вообще не бывает еретиков в том смысле слова, в каком его употребляет Церковь и святые отцы), там уже не может быть никакого православия. И если какие-нибудь патриархи или епископы молятся с еретиками — католиками, монофизитами-армянами и т.д., — то мы уже из одного этого можем видеть, что те, кто состоит с ними в общении (не только они сами, эти епископы, но вообще все, кто с ними в общении), не имеют никакой причастности к Церкви, совершенно никакой, хотя бы даже лично они были очень благочестивыми людьми, хотя бы они и считали, что экуменизм это ересь. Потому что православное понимание отделения от ереси подразумевает не только то, что мы в мыслях своих должны осудить эту ересь, но и то, что мы не должны иметь общения с теми епископами, которые эту ересь исповедуют, а должны быть в общении с епископами православными. Потому-то так важно, какого епископа мы поминаем за богослужением в качестве нашего правящего архиерея. Это обязательно должен быть православный епископ, а не еретик; в частности, это не должен быть экуменист.

Но жизнь святого Иоанникия, которая отразилась не только в его житии, а и в других литературных источниках, являет нам и другой, тоже, к сожалению, немаловажный для нашего времени пример. Мы видим, что преподобный Иоанникий и святой Феодор Студит, хотя и были все время в одной Церкви, сами себя считали все время пребывавшими в одной Церкви, во время иконоборческого гонения всегда твердо держались православия и никогда не колебались в этом отношении, но в то же время они, насколько это возможно при бытии в одной Церкви, относились друг к другу крайне критически. Они считали, что в отношении духовного пути и руководства каждый из них сильно заблуждается. И мы можем прочесть в поучениях у Феодора Студита иногда намеки на святого Иоанникия, а иногда он и прямо называется по имени; и святой Феодор Студит мог своим монахам о нем говорить так: пускай отец Иоанникий имеет свою пустыню и гору, пусть он там сидит; он не понимает, что у нас тут в общежитии происходит, что значит послушание, что значит подвизаться до крови, а настоящий путь духовной брани — это как раз тот, который мы проходим тут, в городе, в общежительном монастыре. А святой Иоанникий считал, что у святого Феодора Студита монастырь среди города, среди всякой суеты, и они там не занимаются тем, что положено для монахов, а больше занимаются всяким физическим трудом, а не внутренним деланием, погрязли во всякой церковной борьбе, тогда как на самом деле надо тихо сидеть и подвизаться в пустыне… И вот, получается, что Церковь признала святыми их обоих; даже еще и при их жизни большинство православных считали их обоих светилами православия и святыми; особенно это проявилось во время Торжества Православия (правда, тогда Феодора Студита уже не было в живых, но были живы его ученики и последователи, и все они были участниками торжества, в котором участвовал и святой Иоанникий). Какой же отсюда вывод? — Сколько может быть, даже между святыми (а представим, сколько же этого может быть среди людей православных, но все-таки не святых, а более страстных, чем были святой Иоанникий и святой Феодор Студит), разных взаимных непониманий, сколько может быть точек зрения на то, как лучше устроить духовную жизнь! Очень много. Бывали даже, хотя житие св. Иоанникия, слава Богу, не дает нам таких примеров, случаи, когда святые даже анафематствовали друг друга. И поэтому, когда мы говорим о духовной жизни, то мы должны понимать, что любой путь духовной жизни имеет свои преимущества и свои недостатки; и просто надо как можно лучше сознавать и преимущества, и недостатки. Кому-то может показаться, что данный путь представляет больше недостатков, чем преимуществ, а кому-то наоборот; но на самом деле оценка этого пути зависит от того, кто оценивает, потому что разные люди тоже имеют разные устроения; и что для одного хорошо, то для другого может быть настолько плохо, что даже смертельно.

И поэтому не надо смущаться тем, что в современном истинно-православном мире так много взаимного непонимания. Мало того, что истинно-православных, т.е. тех, кто не состоит в общении с экуменистами, во всем мире очень мало сравнительно с теми, кто погряз в ереси экуменизма. Но мы представляем собой и другой соблазн, более сильный, — потому, что между нами много разных свар и взаимного непонимания. Слава Богу, в Российской Церкви этого не так много, но между греками этого довольно много, и у нас тоже нет официального общения с истинно-православными греками, хотя фактически мы друг друга признаем православными, и наши миряне причащаются там и там, когда приходится это делать. Но этим не надо смущаться. Мы не говорим, что мы святые. Даже если бы мы были святыми, то все равно могли бы быть между нами какие-то такого рода разногласия. Но мы прекрасно понимаем, что мы не святые, и можно даже не побояться сказать: далеко не святые. И поэтому разногласий между нами гораздо больше, и можно не побояться сказать: очень много. Но это никоим образом не означает, что или мы, или они (т.е. другие истинно-православные) в силу этого являются неправославными. Нет, мы православные, но только мы — весьма страстные люди, по грехам своим имеющие много разных заблуждений; но надо эти заблуждения как-то покрывать любовью, стараться преодолеть, и тогда на нас исполнятся слова апостола Павла: «Друг друга тяготы носите (в частности, и такие вот тяготы — какое-то неразумие наших собратий и наше собственное), и тако исполните закон Христов». Вот, если мы будем держаться истинной православной веры, если особенно мы будем избегать злейшей ереси нашей эпохи, экуменизма, и тех епископов, которые ее исповедуют и участвуют в ней, то тогда мы и исполним закон Христов и будем подражателями сразу и преподобного Иоанникия, и преподобного Феодора Студита; и подобно им обоим, мы будем той самой доброй почвой, на которой семя Слова Божия принесет стократный плод. Аминь.