25.12/7.01.2005
Смысл Рождества Христова - сделать человека Богом. Чтобы достигнуть обожения, надо молиться. Христианская жизнь проходит на грани возможностей человеческих. Путь к душевному лежит через телесные упражнения. Если человек не делает чего-то простого и телесного, он никогда не сможет сделать чего-то более сложного душевного.
Во имя Отца
и Сына и Святаго Духа.
Сегодня, в
день праздника Рождества Христова, мы слышали очень много назидательных слов,
которые звучали в богослужении, а особенно много их звучало в проповеди святого
Григория Богослова, которая у нас сегодня читалась, и в послании нашего Митрополита.
И во всех этих назиданиях главная мысль была одна - что смысл Рождества Христова
в том, чтобы дать нам спасение, а спасение есть обожение. Христос потому стал
человеком, что надо было, чтобы человек стал Богом, и именно для того пришлось
Богу воплотиться, чтобы человек обожился. Обожение и воплощение это два одинаково
устроенных слова. Но воплощение означает, что кто-то, кто не был человеком,
стал человеком, а обожение означает, что тот, кто не был Богом, стал Богом.
Вот такая цель обожения.
А как же это
совместить с нашей повседневной жизнью? Вообще говоря, где искать ответ на этот
вопрос, мы должны знать. Это вся православная аскетика, целое церковное учение,
которое все - именно об этом. И чтобы сказать сейчас из многого только малое,
но именно то, что можно сразу же применить, можно сказать, в частности, вот
что. Для того, чтобы нам подвизаться ради нашего спасения, ради обожения, мы
должны стараться молиться Богу. Это вроде бы очевидно, но на самом деле почти
никто не понимает, что это значит. Потому что мы обычно молимся Богу, имея в
виду, что мы и сами что-нибудь делаем в жизни, и у нас все не так уж плохо получается,
а если мы и молимся при этом, то только подчиняясь церковным правилам и собственным
привычкам. А всерьез мы молимся Богу тогда, когда у нас какая-та катастрофа
или какое-то опасение того, что катастрофа случится. Тогда мы понимаем, что
у нас все идет нехорошо, тогда мы понимаем, что тех сил, с которыми мы обычно
живем, нам не хватает; причем обычно мы боимся не той катастрофы, которая с
нами случится, когда мы умрем - мы даже если как-то об этом думаем, то почему-то
не боимся, - а боимся каких-то совершенно конкретных событий нашей мирской жизни.
И вот, тогда мы тоже, может быть, начинаем молиться Богу. И степень внимательности
при этой молитве существенно отличается, и вообще много что тут отличается от
той молитвы, которой мы молимся Богу просто потому, что привыкли или считаем
себя обязанными (хотя, конечно, хорошо, если мы молимся хотя бы потому, что
привыкли, и потому, что считаем себя обязанными).
И вот, для
того чтобы хоть немножко, но повседневно в нашей жизни присутствовало такое
сосредоточение, которое бывает в критических ситуациях, надо стараться все время
ставить перед собой какие-то конкретные задачи, которые ставят нас на грань
возможного. Потому что действительно, если мы стараемся спастись и наша жизнь
идет в каких-то трудах на благо нашей души, то эти труды обязательно будут на
грани возможного. Потому что мы прекрасно знаем, что спасение нашей души никому
из нас невозможно. Оно возможно Господу, но не в любом случае, а только тогда,
когда мы сами этого захотим, когда мы сами будем пытаться делать то, что для
нас невозможно. И поэтому мы живем по-христиански только тогда и только постольку,
когда и поскольку мы стараемся делать то, что для нас невозможно. Конечно, прежде
всего это связано с какими-то нашими душевными усилиями, которые именно сейчас,
именно в данный момент надо применить. Это у всех разное. У одного это необходимость
кого-то простить или на кого-то не ругаться, кого-то не бить по голове, когда,
в общем-то, очень хочется; разные бывают ситуации, которые вот именно сейчас
для нас стали актуальными. Кто-то должен без ропота переносить свои телесные
недуги, что может быть очень трудно сделать. Но все это возможно только тогда,
когда мы что-то делаем и телесно такое, что нас принуждает превосходить самих
себя.
Конечно, правы
те, кто говорят, что главное то, что в душе, а то, что телесное, это не самое
главное и важное. Да, это ничего не значит сравнительно с тем, что в душе, это
все правильно. Но те, кто так говорят, часто забывают другое - что мы на самом
деле настолько не способны управлять тем, что у нас в душе, настолько мы это
не контролируем и позволяем всяким страстным помыслам это контролировать вместо
нас, что мы просто не можем добраться до нашей собственной души иначе, чем через
телесное. Поэтому сначала будем делать маленькое и неважное, чтобы потом смочь
сделать важное. Как дети в младших классах школы занимаются тем, что пишут какие-то
закорючки, чтобы научиться писать буквы, или делают какие-то никому не нужные
упражнения и решают задачи, ответы на которые и так известны, для того чтобы
потом суметь делать такие упражнения и решать такие задачи, ответы на которые
неизвестны. И вот, мы должны заниматься какими-то простыми телесными упражнениями,
для того чтобы постепенно научиться превосходить самих себя.
Может быть,
я тут ничего нового не говорю, потому что и не христианам тоже известно, что
надо как-то тренировать силу воли, и все это связано одно с другим; но мы все
же должны подходить к этому по-христиански. Мы должны все время жить в некоем
напряжении, мы должны все время понимать, что для нас является нормальным и
от чего отступление возможно только по болезни, а иначе это будет разгильдяйство.
Это относится к количеству еды, сна, работы, физических нагрузок, которые мы
на себя принимаем, риска, нервных состояний и тому подобных вещей. Мы должны
понимать, что для нас есть норма, и стараться все время жить немножко впереди
этой нормы, понимая, что это, в общем-то, нам не по силам. Но не настолько это
должно быть нам не по силам, чтобы мы сломались, потому что это тоже искушение
и такой грех, от которого святые отцы предостерегают; но некоторое напряжение
нужно все время. То есть если мы замечаем, что все время живем в каком-то комфорте,
что мы естественным путем вполне вписываемся в ту жизнь, которую сами себе устроили,
то очевидно, что мы не подвизаемся. Какой-то уровень трудности, который нам
сейчас кажется непреодолимым, должен присутствовать в нашей жизни всегда. Тогда
постепенно, может быть, с годами непреодолимое станет немножечко более преодолимым,
а там, глядишь, и преодолеется совсем. Если же мы этого не делаем, тогда не
надо удивляться, что мы не преуспеваем - не только в перенесении физических
или нервны нагрузок, но и в каких-то делах душевных. Потому что человек - я
уже много раз это говорил и еще раз повторю, - который не постится в среду и
пятницу просто потому, что не считает нужным, потому что, как он говорит, "главное,
что в душе", такой человек, конечно, не то что не сможет любить ближнего,
он не сможет даже элементарно сосредоточенно помолиться. Потому что если присутствует
разгильдяйство на таком уровне, что человек не может сделать самую элементарную
вещь, которую любой человек с минимальным здоровьем легко может сделать, то
понятно, что тем более он не сможет сделать что-то более трудное, например,
помолиться. Если же ему кажется, что он молится, то тогда дело обстоит еще хуже,
потому что тогда он находится в прелести. И вот, чтобы нам не впасть в такое
состояние, надо хотя бы стараться не опускать наших физических нагрузок.
Вот, кому-то,
может быть, кажется, что у нас сегодня служба была слишком долгой. А по-моему,
она была как раз - не короткой и не долгой. Потому что была бы она долгой, она
бы длилась часов восемь или даже девять. А была бы она в расчете на выносливых
людей, на монахов, а не на обычных прихожан, она бы длилась семь часов. А мы
служили гораздо меньше, исключительно потому, что у нас тут обычные прихожане,
и монастыря здесь устраивать нечего. Поэтому, конечно, я всячески предупреждал,
чтобы люди, которые плохо себя чувствуют или с детьми, просто не приходили бы
на эту службу, т.к. есть другие службы, на которые им можно придти; но все остальные,
елико возможно, хорошо бы, чтобы пришли. Это как раз соответствует тем средним
нагрузкам, которые православные христиане вполне могут перенести. Аминь.