Слово в день памяти св. императрицы Евдокии
(13/26.08.2007)
В притче о злых делателях и хозяине виноградника Бог кажется слабым; только когда мы не испытываем страха перед человеком или Богом, мы показываем свое настоящее отношение; мы должны на человеческих взаимоотношениях учиться выстраивать свои отношения с Богом, а по отношениям с Богом выстраивать наши человеческие взаимоотношения; необходимо выполнять все свои обязательства как обязательства перед Богом; св. Евдокия была одним из самых образованных людей своего времени и замечательным поэтом; в истории Церкви бывали очень большие размолвки, все участники которых потом оказывались святыми.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Сегодня мы слышали притчу о злых делателях, в которой рассказывается, что один богатый человек нанял делателей в свой виноградник, и пришло время, когда надо было получить от них плоды работы. И он посылал туда своих слуг, но они их отправляли ни с чем, а кого-то даже и били. А в другом Евангелии рассказано (сейчас читали по Матфею), что кого-то не просто били, а даже убили.
И видя, что ничего не получается, он послал тогда своего сына, надеясь, что "устыдятся сына моего", и, по крайней мере, с ним будут разговаривать как с хозяином и отдадут ему, что положено. Но эти злые делатели решили совершенно иначе, что это наследник, которому все принадлежит, и если мы сейчас его убьем, то потом мы все захватим. И они его убили. Тогда Христос спрашивает слушателей: Что сделает господин виноградника с этими делателями? И они совершенно резонно отвечают: "Злых зле погубит". То есть он их самих всех убьет.
Это, конечно, была притча о наших взаимоотношениях с Богом. И многие здесь много на что обращали внимание, совершенно справедливо, а мы можем обратить внимание вот на что одно из многого. Бог предстает в этой притчи слабым. Он являет себя таким, как если бы он был немощным, как если бы Он действительно не мог постоять за себя. Потому они не боятся убивать Его слуг и не побоялись убить Его Сына. Потому у них был такой расчет, что если они сейчас расправятся с Сыном, который был законный наследник, то дальше они вообще захватят все имущество.
Это означает, что они представляли Бога слабым, потому что Он вел себя так, как в их представлении ведут себя слабые люди, потому что если бы они были на Его месте, они бы себя вели как-то иначе, всячески демонстрируя свою силу. Но это имеет общее значение.
Почему вообще Бог так себя ведет с людьми? Потому что, только когда нам кажется, что мы имеем дело с кем-то слабым, слабее нас, кто не может, по крайней мере, от нас, себя защитить, только тогда мы проявляем свое настоящее расположение. Потому что, когда на наши отношения с людьми и с Богом влияет страх, когда мы просто боимся что-то делать, то мы выстраиваем свои отношения с предметом этого страха, с этим страхом, но не с самим человеком. А как мы относимся к самому человеку, или как мы относимся к Самому Богу видно из того, как мы себя ведем, когда мы не боимся.
Но про Бога тут уже и говорить нечего - мы себя ведем так, как злые делатели. Если мы Бога не боимся, если ничто нам не напоминает о страхе Божием, то мы Его совершенно ни во что не ставим. И поэтому притча о злых делателях относится ко всем людям.
Но нам кажется, может быть, что мы ведем себя иначе, по крайней мере, по отношению, по крайней мере, к каким-то людям. Но очень легко вспомнить, что если мы этого человека не боимся или не боимся его в данный момент или, по крайней мере, забыли, что мы его вообще-то боимся, - как мы начинаем пренебрежительно с ним обращаться, как мы начинаем, может быть, даже употреблять какое-то несправедливое насилие (насилие может быть и справедливым, поэтому тут важно оговориться). Но мы начинаем употреблять несправедливое насилие по отношению к этому человеку, думая, что если у нас есть перевес силы, то значит, нам можно чего-то захватить.
И с другой стороны, есть очень четкое правило человеческих взаимоотношений: если ты хочешь построить правильные отношения с какими-то людьми, то надо себя вести так, чтобы они думали, что ты на самом деле слаб, и им от тебя ничего не угрожает, в тех ситуациях, когда на самом деле это иначе. Тогда они проявятся, как они вообще готовы выполнять какие-то условия работы, предположим, или каких-то взаимоотношений, о которых у вас была речь.
И бывает, действительно, - хотя и редко, но бывает, - что человек думает, что ему ничего не угрожает и действительно ведет себя пристойно с тобой и выполняет то, что обещал. Вот в такой ситуации людям можно доверять. Но очень часто бывает иначе, потому что, когда ты так сыграешь с кем-то в поддавки, то он начинает вести себя нехорошо. Но это, конечно, помогает понять, какие на самом деле могут быть отношения с этим человеком, и в пределах, в которых эти отношения существуют, совершенно не осуждая этого человека и не делая никаких выводов о его бессмертной душе, можно сделать весьма жесткие выводы относительно моих личных с ним взаимоотношений.
И, конечно, это позволяет снять с себя разные случайно образующиеся на каких-то настоящих взаимоотношениях так называемые "моральные обязательства". Потому что есть действительно какие-то моральные или другие обязательства, которые действительно возникают в каких-то взаимоотношениях, но есть другие, когда нам кажется, что у нас есть какие-то обязательства, потому что мы не можем кому-то отказать, или по собственному тщеславию, или по своей безвольности, или еще по каким-то таким совсем не похвальным и не христианским мотивам.
И во всех таких ситуациях надо не смотреть на свои склонности такого рода, а поступать очень четко по тому, как нужно в соответствии с твоим долгом. И видя, как бывает с другими людьми, когда сам применяешь такой способ отношения к людям, немножко лучше познаешь самого себя, потому что ставишь себя на место этих людей. И надо стараться вести себя не так, как ты не хотел бы, чтобы кто-то другой вел себя с тобой.
Но это, собственно говоря, неоднократно в Библии встречающаяся заповедь, но она, конечно, древнее самой Библии, - что поступать надо с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой, или, более понятно, не надо посѷма охватывает все ереси сразу, потому что говорит, что вообще не бывает еретиков в том смысле слова, в каком его употребляет Церковь и святые отцы), там уже не может быть никакого православия. И если какие-нибудь патриархи или епископы молятся с еретиками — католиками, монофизитами-армянами и т.д., — то мы уже из одного этого можем видеть, что те, кто состоит с ними в общении (не только они сами, эти епископы, но вообще все, кто с ними в общении), не имеют никакой причастности к Церкви, совершенно никакой, хотя бы даже лично они были очень благочестивыми людьми, хотя бы они и считали, что экуменизм это ересь. Потому что православное понимание отделения от ереси подразумевает не только то, что мы в мыслях своих должны осудить эту ересь, но и то, что мы не должны иметь общения с теми епископами, которые эту ересь исповедуют, а должны быть в общении с епископами православными. Потому-то так важно, какого епископа мы поминаем за богослужением в качестве нашего правящего архиерея. Это обязательно должен быть православный епископ, а не еретик; в частности, это не должен быть экуменист.
Но жизнь святого Иоанникия, которая отразилась не только в его житии, а и в других литературных источниках, являет нам и другой, тоже, к сожалению, немаловажный для нашего времени пример. Мы видим, что преподобный Иоанникий и святой Феодор Студит, хотя и были все время в одной Церкви, сами себя считали все время пребывавшими в одной Церкви, во время иконоборческого гонения всегда твердо держались православия и никогда не колебались в этом отношении, но в то же время они, насколько это возможно при бытии в одной Церкви, относились друг к другу крайне критически. Они считали, что в отношении духовного пути и руководства каждый из них сильно заблуждается. И мы можем прочесть в поучениях у Феодора Студита иногда намеки на святого Иоанникия, а иногда он и прямо называется по имени; и святой Феодор Студит мог своим монахам о нем говорить так: пускай отец Иоанникий имеет свою пустыню и гору, пусть он там сидит; он не понимает, что у нас тут в общежитии происходит, что значит послушание, что значит подвизаться до крови, а настоящий путь духовной брани — это как раз тот, который мы проходим тут, в городе, в общежительном монастыре. А святой Иоанникий считал, что у святого Феодора Студита монастырь среди города, среди всякой суеты, и они там не занимаются тем, что положено для монахов, а больше занимаются всяким физическим трудом, а не внутренним деланием, погрязли во всякой церковной борьбе, тогда как на самом деле надо тихо сидеть и подвизаться в пустыне… И вот, получается, что Церковь признала святыми их обоих; даже еще и при их жизни большинство православных считали их обоих светилами православия и святыми; особенно это проявилось во время Торжества Православия (правда, тогда Феодора Студита уже не было в живых, но были живы его ученики и последователи, и все они были участниками торжества, в котором участвовал и святой Иоанникий). Какой же отсюда вывод? — Сколько может быть, даже между святыми (а представим, сколько же этого может быть среди людей православных, но все-таки не святых, а более страстных, чем были святой Иоанникий и святой Феодор Студит), разных взаимных непониманий, сколько может быть точек зрения на то, как лучше устроить духовную жизнь! Очень много. Бывали даже, хотя житие св. Иоанникия, слава Богу, не дает нам таких примеров, случаи, когда святые даже анафематствовали друг друга. И поэтому, когда мы говорим о духовной жизни, то мы должны понимать, что любой путь духовной жизни имеет свои преимущества и свои недостатки; и просто надо как можно лучше сознавать и преимущества, и недостатки. Кому-то может показаться, что данный путь представляет больше недостатков, чем преимуществ, а кому-то наоборот; но на самом деле оценка этого пути зависит от того, кто оценивает, потому что разные люди тоже имеют разные устроения; и что для одного хорошо, то для другого может быть настолько плохо, что даже смертельно.
И поэтому
не надо смущаться тем, что в современном истинно-православном мире так много
взаимного непонимания. Мало того, что истинно-православных, т.е. тех, кто не
состоит в общении с экуменистами, во всем мире очень мало сравнительно с теми,
кто погряз в ереси экуменизма. Но мы представляем собой и другой соблазн, более
сильный, — потому, что между нами много разных свар и взаимного непонимания.
Слава Богу, в Российской Церкви этого не так много, но между греками этого довольно
много, и у нас тоже нет официального общения с истинно-православными греками,
хотя фактически мы друг друга признаем православными, и наши миряне причащаются
там и там, когда приходится это делать. Но этим не надо смущаться. Мы не говорим,
что мы святые. Даже если бы мы были святыми, то все равно могли бы быть между
нами какие-то такого рода разногласия. Но мы прекрасно понимаем, что мы не святые,
и можно даже не побояться сказать: далеко не святые. И поэтому разногласий между
нами гораздо больше, и можно не побояться сказать: очень много. Но это никоим
образом не означает, что или мы, или они (т.е. другие истинно-православные)
в силу этого являются неправославными. Нет, мы православные, но только мы —
весьма страстные люди, по грехам своим имеющие много разных заблуждений; но
надо эти заблуждения как-то покрывать любовью, стараться преодолеть, и тогда
на нас исполнятся слова апостола Павла: «Друг друга тяготы носите (в частности,
и такие вот тяготы — какое-то неразумие наших собратий и наше собственное),
и тако исполните закон Христов». Вот, если мы будем держаться истинной православной
веры, если особенно мы будем избегать злейшей ереси нашей эпохи, экуменизма,
и тех епископов, которые ее исповедуют и участвуют в ней, то тогда мы и исполним
закон Христов и будем подражателями сразу и преподобного Иоанникия, и преподобного
Феодора Студита; и подобно им обоим, мы будем той самой доброй почвой, на которой
семя Слова Божия принесет стократный плод. Аминь.
Обсудить
можно
|