Всегда есть направление, куда мы должны прорываться с боями
Слово на праздник Казанской иконы Богородицы
22.10/4.11.2007
Когда изгоняются бесы, то не все и не всегда этому радуются; сегодняшний праздник установлен в память изгнания поляков из Кремля; после Смуты фактическим правителем стал патриарх Филарет, вся карьера которого развивалась при поляках; Филарет представлял собой сергианский тип церковного иерарха; при Филарете в русском государстве был создан культ собственной исключительности; после смерти Филарета наступил великий раскол, последствия которого мы не можем расхлебать до сих пор; мы не можем никогда и не в чем стоять на месте; стремление к исполнению неисполнимых на данный момент задач должно составлять основное содержание наших жизненных занятий.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Сегодня мы слышали евангельское чтение о том, как Господь изгнал бесов, - причем не просто бесов, а целый легион бесов, - из бесноватого, который считался неисцелимым, в стране Гадаринской. Но когда Он изгнал бесов, и когда жители этой страны увидели, что действительно Он способен творить такие чудеса, то они испугались и не захотели, чтобы Он у них замедлил.
И, действительно, так бывает: когда изгоняются бесы, то не всегда и не все этому радуются. И есть еще другая евангельская притча о том, что некий бес был выгнан из горницы, но когда увидел, что туда никто не пришел, что она теперь выметена и чистая, тогда он взял еще семь бесов, злейших, чем он сам, и они туда вселились.
Это, конечно, крайний случай, но очень часто в нашей жизни, а также в жизни христианских обществ и государств, происходит что-нибудь среднее: когда, действительно, удается изгнать бесов, но то, что приходит на их место, тоже оказывается далеко не лучшим, хотя, конечно, может, в чем-то и лучшим, чем то, что изгнали.
Подобное было и в России, когда она преодолела Смутное время. Сегодняшний праздник установлен в память изгнания поляков из Кремля, а это означало, что закончилась польская интервенция, которая была разгромлена ополчением Минина и Пожарского. И, действительно, была закончена Смута.
Те, кто должен был управлять русским государством, растерялись, отступили, потерпели поражение - вплоть до того, что враг оказался даже в Кремле. Причем, враг безбожный: отчасти откровенно католический, как тогда говорили - безбожный, потому что против православия, отчасти пытавшийся как-то мимикрировать под православие, что, может быть, еще хуже, потому что тем самым православие подтачивалось изнутри.
И вот такой враг захватил русскую землю, и грозило, конечно, погубление православия, еще худшее, чем то, которое происходило на Украине как раз тогда, во время разгара унии. Но русские люди, которые не были специально поставлены на это, просто сами взяли, организовались, создали ополчение и изгнали врага. Это были князь Пожарский, который был просто рядовым князем, а не каким-то государственным чиновником, который служил бы в военном ведомстве, и ему бы это по долгу службы надо было делать, и Кузьма Минин - просто крестьянин.
Но что же оказалось дальше, когда закончилась Смута? Кому передали бразды правления? Фактически победила та партия, которая была в годы смуты предательской. Потому что к власти пришел избранный патриархом Филарет. Фактически он был не только патриархом, но и царем, даже в монахи он был подстрижен насильно за то, что в свое время пытался стать царем. В результате царем стал его сын, который был тогда весьма юным, - Михаил Романов, избранный на царство в 1613 году.
И, конечно же, его отец не только реально правил, но не всегда даже использовал своего сына для каких-то представительских функций. Надо было, по крайней мере, иностранным дипломатам показывать царя, что он есть. Но иногда показывали, а иногда - нет. Потому что было ясно, что личность царя совершенно неважна, важна только личность патриарха, который еще по совместительству и царь.
Но что же это был за патриарх Филарет? Это был человек, который сразу признал Самозванца, который был в числе епископов, приговоривших к извержению из сана святого исповедника патриарха Иова, а потом и другого святого исповедника патриарха Ермогена. Который от лжепатриарха, поставленного поляками, получил кафедру и епископский сан. Вся карьера которого пошла и далеко ушла вверх только при поляках.
Это был тип, который мы сейчас бы назвали сергианским. Такие иерархи, наподобие митрополита Сергия, не тонули ни при каком государственном устройстве: при Сергии сначала был царь, потом было временное правительство, и там тоже несколько раз менялись церковно-государственные отношения, потом большевики. И он при любом строе оставался наверху. Вот такой же был человек сначала епископ, потом митрополит, а потом и патриарх и, по совместительству, фактически русский царь Филарет Романов.
И что же в действительности получилось? Сначала русская держава при жизни самого Филарета, а он долго жил и правил, превратилась в замкнутое государство, где был культ собственной исключительности. Ориентировались только на себя. Доходили до того, что перекрещивали не только латинян и протестантов, но даже православных греков, если они были под державою турецкого царя, потому что было убеждение, что под державой турецкого, а не нашего московского царя, никакого православия сохраниться не может. Иногда даже доходило до того, что относились к православным грекам как к некрещеным людям.
Вот такое возникло в Московском государстве странное православие. Но, конечно, власть была такая жесткая, что при жизни Филарета никто не смел пикнуть, и все было тихо. Не было никаких расколов ни в церкви, ни в государстве.
Но когда Филарет умер, прошло ни так уж и много лет, и еще через некоторое время умер и его сын, и стал царствовать его внук, Алексей Михайлович. И тогда произошел великий русский раскол, последствия которого мы до сих пор не можем расхлебать. И, собственно говоря, именно из-за того, что наиболее бескомпромиссная и верующая часть русских православных людей оказалась в резкой оппозиции к господствующей церкви и государственной власти, произошла нескончаемая череда бедствий в русской жизни.
И, прежде всего, получилось, когда государственная власть подавляла лучшую часть своего населения, что в массе народа стало ускоренными темпами воцаряться безбожие. Оно и так бы распространялось, а тут совсем нечего было ему противопоставить. А когда практическое безбожие низов и теоретическое безбожие аристократии в XVIII веке, а потом уже не только аристократии, но вплоть до разночинцев, идут навстречу друг другу, то, конечно, это путь к революции, к тому полному ниспровержению внешней оболочки церкви, которая еще стояла в России к 1917 году.
Какой исторический урок можно извлечь из этой смуты, из этих событий, которые мы сегодня вспоминаем? Мало сбросить какую-то губительную власть, хотя это, конечно, было тогда необходимо: Филарет был лучше, чем поляки. Но надо думать, кому ее отдать.
Часто, мы даже по себе можем это сказать, люди испытывают душевную лень. Действительно бывает, что есть какая-та тяжелая ситуация с кем-то из наших ближних, или с нами самими, когда мы понимаем свою задачу, правильно ее понимаем, собираемся, мобилизуемся, делаем все, что можно и достигаем какого-то успеха.
А вот этот успех и оказывается для нас поражением. Потому что мы не знаем, что с этим успехом делать. Мы, вроде бы, получили какие-то новые возможности в результате этого успеха. Может быть, выздоровели, если это была борьба с болезнью, или, может быть, отстояли церковную организацию, скажем, приход, если это была внутрицерковная борьба. Но когда это наконец произошло, мы не знаем, что с этим делать.
Если ничего не делать, то ничего не делать не получится. Мы не можем никогда и ни в чем стоять на месте. Будут или процессы разложения, или дальнейшие процессы развития. Поэтому когда нам кажется, что борьба кончилась, и делать ничего особенно не надо, то это первый признак того, что мы просто не понимаем своих задач. Потому что пока мы живы, пока мы живем еще в этом мире, то с точки зрения духовной, а во многих случаях можно сказать, что и с точки зрения душевной, всегда есть цель для борьбы. Мы всегда должны понимать, что где-то есть то направление, в котором мы должны прорываться с боями.
А, вместе с тем, очень часто бывает, хотя и не всегда в нашей жизни, что нам начинает казаться, что можно же и не прорываться с боями, можно просто, так сказать, почить в безмятежном пребывании в том мире, который есть здесь, вокруг нас. То есть, я могу ходить на работу, у меня есть семья, у меня есть какой-то уровень дохода, я не совершаю грубых грехов, а в остальных я могу регулярно каяться на исповеди, потому что я регулярно хожу в церковь. Чем же это не христианская жизнь?
Действительно, с внешней стороны никто не скажет, что это не христианская жизнь. Но дело в том, что христианская жизнь или нехристианская - это проявляется не извне. По внешнему виду христианская жизнь от нехристианской вообще ничем, как правило, не отличается. А для того, чтобы она была внутренне христианской, то есть, по-настоящему христианской, для этого мы должны видеть перед собой на данный момент неисполнимые задачи, которые мы, однако, должны исполнить, и исполнение которых составляет основное содержание наших жизненных занятий.
Потому что да, на данный момент они для нас неисполнимые, но мы должны потихоньку и медленными шагами пробиваться туда. Конечно, это абсолютно нас лишит покоя. Это не даст нам возможность наслаждаться спокойствием или какими-то благами, которые у нас сейчас есть. Но мы должны этим не пользоваться, хотя это заманчиво, и ничто нас, вроде бы, не останавливает, - но надо самим отказываться. Без этого не может быть христианской жизни. Это, прежде всего, относится к духовным задачам, но все духовные проявляются и в телесном. То есть, в обычной нашей житейской действительности тоже все это есть.
Поэтому
будем стараться не посадить в нашей душе внутреннего митрополита Филарета
- в том случае, если мы хоть как-то преодолеем Смуту. Аминь.
