Часть II. Храмоздатель

4. Скорби

Праведных души в руце Божией, и не прикоснется их мука. Непщевани быша во очесех безумных умрети, и вменися озлобление исход их. И еже от нас шествие сокрушение, они же суть в мире. Ибо пред лицем человеческим аще и муку приимут, упование их безсмертия исполнено. И вмале наказани бывше, великими благодетельствовани будут, яко Бог искуси я, и обрете их достойны себе. Яко злато в горниле искуси их, и яко всеплодие жертвенное прият я. И во время посещения их возсияют, и яко искры по стеблию потекут. Судят языком, и обладают людьми, и воцарится Господь в них во веки. Надеющиися Нань разумеют истину, и вернии в любви пребудут Ему: яко благодать и милость в преподобных Его, и посещение во избранных Его.
Премудрость Соломона III:1-9

Некоторое время Батюшка оставался настоятелем сразу двух церквей, старой и строящейся. Однако, это вскоре стало тяжело для него, и не столько из-за объема работ и приходских забот, сколько из-за натянутых отношений с клиром Шуваловского храма. Со стороны тамошних священников шли постоянные сплетни и пересуды, "выказывание характера", зависть... Все думали, что Батюшка в морге зарабатывает большие деньги. А Батюшка даже и зарплату себе назначал такую же, как и всем остальным рядовым священникам, и "за настоятельство" ничего не брал, хотя забот и хлопот было у него в несколько раз больше. Но никто из священников этому не верил. Они все были убеждены, что Батюшка гребет себе невесть какие суммы денег. Если он повышал им зарплату, то они думали, что, значит, сам-то он вообще "в золоте купается". Видели бы они нищенскую клетушку, в которой всю жизнь прожил этот "богатей"! А его ежедневные поездки в толчее общественного транспорта из Гатчины в Питер и обратно... Можно с уверенностью сказать, что Батюшка жил беднее, чем многие из его прихожан, причем беднее на несколько порядков. Но, видно, не могли люди, привыкшие думать только о себе и о том, как бы заработать побольше денег, поверить, что не все так же сребролюбивы, как они. Если слепому рассказывать о солнце, он ведь все равно не поверит…

Василий Лурье: "1995 год, как мне кажется, был последним спокойным и мирным годом шуваловской жизни. Уже с 1996 года начались для о. Александра и для нас разные скорби и искушения, и количество их в дальнейшем все увеличивалось".

Каждый из шуваловских священников мечтал, что Батюшка возьмет его с собой в новый храм: они считали, что это будет "доходное место" - рядом с больницей, моргом и Северным рынком, в густонаселенном районе... Когда же стало ясно, что никого из них он брать на новое место служения не хочет - в основном из-за того, что все они много думали о деньгах, чересчур любили посплетничать и не питали любви к церковным службам, а Батюшка собирался в новом храме служить по полному уставу, а не так безбожно "резать" службы, как это делают в МП почти повсеместно, - это вызвало еще большую зависть и неприязнь. Батюшка качал головой и говорил: "Скоро я отсюда исчезну в тот храм, ну их тут всех! Пусть они сами разбираются".

Перед Великим постом 1996 года Батюшка сильно болел: сначала была ангина, потом подскочило давление и очень сильно болело сердце, так что некоторое время ему пришлось лежать дома, и даже на Прощенное воскресенье он не смог приехать в храм на службу. Это означало, что он действительно серьезно болен: обычно он все как-то перемогался, старался быть в храме, на стройке или на отпеваниях, заниматься приходскими делами. Батюшка почти никогда не жаловался на болезни, все время был на ногах, в трудах, даже если чувствовал себя очень плохо. К врачам он обращался только в самом крайнем случае. Ему было "некогда болеть", как он сам говорил.

Татьяна Сенина: "Без Батюшки в храме становилось уныло и словно темно, и все было как-то не так. Он везде приносил с собою радость и свет благодати. А один раз я видела совсем чудесное. Это была Вселенская родительская суббота. Батюшка один служил раннюю литургию. Когда он причащался в алтаре, я особенно молилась за него. И вот, когда он вышел читать заамвонную молитву, я как раз взглянула на него - и меня словно ослепило, иначе не скажешь: Батюшка был весь в сиянии, от него свет исходил. Не могу сказать, какого рода был этот свет, но я видела его глазами, и одновременно с этим душу мою осиял внутренний свет; я прижала руки к груди, словно чтобы удержать в себе этот дар, и уже боялась взглянуть на Батюшку...
А после службы я спустилась под храм (в Шувалово трапезная и крестильня были в подвале под храмом), Батюшка сидел там в коридорчике на скамейке, такой простой, обыкновенный, взглянул на меня и спросил: "Ну, и что?" Я попросила благословения, а потом он посадил меня вдруг с собою пить чай и за чаем сказал, что очень плохо себя чувствует и еле отслужил литургию. И тогда я поняла, что значит: "сила Моя совершается в немощи".
Бывало иногда у Батюшки, когда он в раздумье смотрел куда-то вдаль, я замечала, какое-то неотмирное выражение глаз. Эту неотмирность, выглядывающую святость он всегда так тщательно скрывал, и только Господь иногда открывал, каким Батюшка был на самом деле..."

31 мая 1996 года случилась беда: ночью кто-то поджег церковь Св. Александра Невского. Поджог, как определили пожарники и милиция, был профессиональным: храм с угла облили бензином и подожгли. Вероятно, надеялись спалить дотла. Погода стояла сухая, и пламя быстро взметнулось до самого верха деревянного храма. Было два часа ночи. По счастью, огонь увидели бомжи, которые живут на кладбище, они-то и вызвали пожарников. Сторож, который спал под храмом в подвальном помещении и едва не погиб; уже задыхаясь от дыма, он все же сумел добраться до выхода и открыть дверь… Пожар удалось потушить, но разрушения были довольно сильные. Это случилось как раз накануне дня Святой Троицы, который в тот год пришелся на 2 июня. Для Батюшки это был очень сильный удар; в те дни после пожара он сильно поседел.

Весь день после поджога прихожане убирались в храме и вокруг. Сильно обгорели стены, сгорело все кровельное железо, в одном месте в куполе вообще была огромная дыра; от воды, которой гасили пожар, была сильно повреждена штукатурка внутри храма и некоторые иконы (слава Богу, алтарная часть и большинство храмовых икон не пострадали); пол был покорежен (а Батюшка как раз незадолго до пожара застелил пол в храме новым линолеумом...); электропроводка сгорела, и несколько дней в храме не было света. Но уже на следующий же день после пожара службы в храме возобновились и шли своим чередом. Милиция приехала, составили акт о поджоге, но виновных так и не нашли, а может, и не искали.

В течение двух дней, в Троицкую родительскую субботу и в сам Троицын день, с утра до вечера группа прихожан Шуваловской церкви собирала пожертвования на ремонт возле соседнего Спасо-Парголовского храма, по благословению о. Михаила, ставшего там настоятелем после смерти о. Василия Лесняка. Народу на праздники приходило много, и многие жертвовали; но конечно, по сравнению с той суммой, которая потребовалась на ремонт, пожертвований было собрано очень мало...

Не обошлось без искушений. Директор воскресной школы при Спасо-Парголовском храме, влиятельное лицо в приходе, заявил, что все собранные деньги должны быть сданы в кассу их храма, а потом они как-то через банк переведут эту сумму на счет Шуваловской церкви. Это означало, попросту говоря, что денег этих в погоревшем храме никогда бы и не увидели. Директор школы, похоже, шел по стопам покойного о. Василия Лесняка, при котором со стороны Спасо-Парголовского храма неоднократно предпринимались попытки "прикарманить" Шуваловскую церковь. Когда ныне покойный митрополит Иоанн (Снычев) только что прибыл на Ленинградскую кафедру, о. Василий Лесняк решил воспользоваться тем, что новый архиерей еще не изучил свою епархию, и подал ему прошение о том, чтобы Шуваловский храм присоединить к его приходу, а о. Александра назначить настоятелем в храм на Пискаревском кладбище - мол, там есть хороший храм. Митрополит Иоанн, конечно, не мог и подумать, что его могут так вот нагло "дурить", и уже собрался подписать соответствующий указ, вызвал к себе Батюшку, и тут выяснилось, что на Пискаревке нет не то что "хорошего храма", а вообще никакого... А потом Батюшка встретил о. Василия, а тот - как ни в чем не бывало... К счастью, о. Михаил отклонил идею директора школы.

Необходимо было срочно устранить наиболее серьезные повреждения до начала дождей, и Батюшка успел это сделать. Первый дождь пошел как раз на следующий день после того, как залатали крышу храма. Затем Батюшка продолжал ремонт, и им были сделаны основные восстановительные работы. Пришлось использовать средства и материалы, заготовленные для храма Св. Елисаветы, что замедлило его строительство.

Но испытания на этом не кончились. Не прошло и недели, как едва не случился пожар в строящемся храме Св. Елисаветы. Вечером 5 июня Алексей Спиров, электрик, который делал в храме проводку, вдруг решил дойти до храма и проверить, все ли в порядке (он жил недалеко, всего две остановки пройти от дома до храма): словно что-то его "стукнуло", хотя был уже поздний вечер, и в такое время он обычно никогда не бывал в храме. Видно, эту мысль внушила ему сама Св. Елисавета. Когда он зашел в храм, там уже дым стоял столбом, хотя с улицы ничего не было видно. Строители почему-то оставили включенным сварочный аппарат, но видно что-то было в нем не совсем исправно, т. к. шнур от него загорелся, а он лежал среди досок, и они уже дымились, а недалеко лежали два газовых баллона. Взрыв мог бы быть такой, что все бы просто разнесло... Но Бог миловал.

Татьяна Сенина: "Поначалу, когда пошли все эти бедствия, я очень роптала. Мне было ужасно жалко Батюшку. Я думала: ну, мы грешные, мы заслуживаем казней и скорбей, а ему-то за что?! Ведь основной удар шел на него, а не на нас. Но потом Господь дал мне уразуметь. Это было на всенощной под воскресенье - неделю памяти Всех Святых. Читали паремию, которую я всегда очень любила: "Праведных души в руце Божией, и не прикоснется их мука... И во время посещения их возсияют, и яко искры по стеблию потекут... И воцарится Господь в них во веки". Я слушала, и у меня в душе воссияло: так вот оно что! Вот зачем! Это ради вечной славы! Батюшка - святой, и ему через эти испытания готовятся венцы, готовится на небе светлая обитель... Потом я у святых Отцов много читала о том, что чем больше Господь любит человека, тем больше и скорбей ему посылает, а бесскорбная жизнь - признак богооставленности, и кончится она вечной мукой".