Слово на Обрезание Господне
и память святителя Василия Великого

(1/14.01.2003)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня мы совершаем праздник Обрезания Господня и праздник великого иерарха — Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской, одного из самых главных столпов Церкви и великого богослова.

Зачем было совершено обрезание Господне, и почему у христиан продолжает праздноваться это событие? Что в нем для нас такого важного уже сейчас, после воскресения Христова? Если Христос родился по плоти иудеем и исполнял иудейский закон, то понятно, почему Он Сам обрезался; но как мы тут должны подражать Ему? почему сейчас это остается важным для нас?

Обрезание — это был обряд, который обозначал вступление в завет с Богом. Это был Завет Ветхий, а точнее, еще более ранний — завет Бога с Авраамом, который потом продолжился тем заветом, который был дан Моисею. И Господь вошел в этот завет для того, чтобы изнутри его дать нам Новый Завет. Но почему так нужно, чтобы сначала был Ветхий Завет, а потом Новый? Господь это Сам объясняет в Евангелии, когда говорит: «Любяй Мя заповеди Моя соблюдет». Это очень важные слова, хотя многие их проскакивают, не обращая толком на них внимания. Это единственные слова в Евангелии (других на эту тему нет), которыми Господь объясняет, что значит — любить Бога, что означает любовь Божия, которая есть высшая добродетель. Господь упоминает об этой добродетели в других местах Евангелия, а объясняет, что она такое, только в этом месте. Это, оказывается, соблюдение заповедей. И это очень важно понимать. Потому что люди очень часто думают, что любовь Божия — это когда они испытывают какие-то чувства, когда у них какие-то эмоции, только направленные к Богу. Конечно, такая любовь не только не Божия, а блудная и греховная. Потому что такими же чувствами, какие мы обращаем на разные мирские объекты, на людей и на что угодно (и мы знаем, что такая любовь может быть блудной), невозможно истинно любить Бога; такая любовь может быть обращена к Богу, но она сама по себе греховна, и если подобные эмоции влияют на молитву, то они ее очень загрязняют; а если человек начинает эти чувства в себе культивировать, то он впадает в особое состояние, которое на аскетическом языке называется прелестью, и из которого очень трудно выбраться, и через это происходит постепенно все более и более полное отчуждение от Бога и в конечном итоге, конечно, погибель душевная. Поэтому ничего общего ни с какими эмоциональными состояниями любовь Божия не имеет.

Но многие это хотя и понимают, но не понимают, что же тогда такое любовь к Богу. И вот здесь как раз Господь объясняет, что это именно исполнение заповедей. Но как же так? Заповедь — это понятие, взятое из закона, потому что заповедь содержит указание Господа на то, что что-то надо делать, а иначе будет какое-то наказание. Любовь Божия к этому, конечно же, не сводится, но критерием ее — т.е. тем, что необходимо в ней присутствует и без чего ее не бывает, — является именно исполнение заповедей. Потому что тот, кто любит Бога, начинает исполнять заповеди, а потом совершает и многое из того, что не заповедано в обязательном порядке. Но без заповедей все равно никуда. И потому когда люди говорят, что теперь вот «у нас христианство, у нас любовь, это раньше в Ветхом Завете были всякие заповеди и законы», то конечно, эти люди очень глубоко заблуждаются и вводят в соблазн и в заблуждение тех, кто их слушает. Потому что христианская свобода происходит не так, как свобода анархическая, не через отрицание закона, а наоборот — через его исполнение. Т.е. только тот, кто исполнит Закон, выходит в ту область, которая дальше Закона и где «закон не писан», и о таких праведниках Апостол говорит, что «на таковых несть закона», — не потому, что они отвергли Закон по причине какой-то своей особой праведности, а потому, что они его исполнили из любви к Богу. Потому что любая, даже самая маленькая любовь к Богу, если она настоящая, приводит к тому, что человек начинает исполнять заповеди.

И вот, таков был и святитель Василий Великий. Если мы посмотрим, в чем он особенно отличился, и что он сделал для спасения своей души и душ многих других, а лучше сказать — для всей Церкви Божией, — то мы увидим, что он умел и заповеди исполнять, но имел и свободу, которая бывает у тех, на которых «нет закона». Потому что он делал очень много из того, чего не делали другие люди, другие епископы, даже православные епископы, которые не впали в арианскую ересь в его время. Например, святой Василий знал, что нельзя быть в общении с еретиками, и держался этого правила. Если он видел, что епископы не тверды в хранении православной веры, Никейского символа веры, постановлений I Вселенского Собора, то он с такими епископами не общался. Это привело его к тому, что он почти ни с какими епископами не общался; но у него был образец — святитель Афанасий Великий, и вот с ним он и общался. Он всегда поступал так, как святой Афанасий, который был старшим, и в его лице святой Василий нашел, кого ему слушаться, хотя это означало не слушаться почти никого из современников.

Если мы посмотрим на другую область деятельности святителя, то увидим, что он хотел подвижнического жития, он восторгался опытом современных ему первых египетских монахов; но в то же время он понимал, что не все могут уйти в пустыню, как эти монахи, потому что в разных местах условия жизни разные, да и люди сами по себе бывают разные, и поэтому нужен еще и какой-то другой вид подвижничества. Святитель понимал, что нельзя всем растворяться в миру, потому что тогда во всем христианском мире была эта проблема: в Церковь пришло очень много людей, которые сами по-настоящему церковными не стали, но как-то «понизили планку», и поэтому тем, кто хотели действительно жить по-церковному, приходилось как-то обосабливаться. Поэтому вот монахи в Египте обособились; но как же было жить другим людям, в других местах Византийской империи? И тогда святой Василий создал свои общины, которые он никогда не называл монашескими, как это теперь делаем мы; они, скорее, были похожи на общины просто христиан, стремящихся жить серьезной христианской жизнью; само собой, это подразумевало и безбрачие, но это не требовало, например, отсутствия детей. Общины эти делились на мужские и женские, но у них было единое руководство и общий стиль духовной жизни, и при каждой из них были специально поставленные люди для воспитания живших при этих общинах мальчиков и девочек. Т.е. это был вариант, скорее, мирской жизни, но безбрачной и подвижнической. Такого образа жизни до святого Василия не было, но святитель не побоялся создать что-то новое, что отвечало тем принципам, которые существовали в церковном предании, т.е. старым традициям, и в то же время соответствовало тем условиям, в которых жил сам святитель и его паства.

Так же себя вел святитель и в другой области. Например, тогдашней Церкви нужно было усваивать для своих целей очень много языческой премудрости, потому что тогда шла речь о том, кто кем будет переварен: христианство язычеством (и тогда было бы какое-то «новое язычество», включившее в себя элементы христианства) или язычество христианством. Противостояние дошло до такой точки, когда вопрос стоял именно так. Это очень хорошо понимали святые отцы, жившие в IV веке, и к тому времени имелся уже очень большой отрицательный опыт — опыт жившего в III веке великого богослова в смысле культурном и интеллектуальном, но еретика с православной точки зрения, Оригена. Ориген жил в первой половине III века, в 256 году он был замучен язычниками, но мученическая кончина не сделала его святым, потому что он был еретиком. Он, пытаясь изложить христианство с учетом той премудрости, которая была в язычестве, пришел к тому, что фактически выдал язычество за христианство. И вот, святые Василий Великий и его ближайший друг Григорий Богослов хорошо это понимали, но это им не помешало использовать наследие Оригена — отсеять то, что нельзя было принять в церковное предание из-за ересей, и взять многое из того, что Ориген говорил правильно. Святители составили из произведений Оригена такое «Оригеново Добротолюбие» — туда не вошло ни одно целое произведение Оригена, а разные фрагменты из его важнейших сочинений, содержавшие те мысли, которые должны были быть усвоены церковным преданием. И в своих собственных творениях эти два святителя развивали многие правильные мысли Оригена. Таким образом, они очень сильно посодействовали тому, что язычество было переварено христианством. Они не побоялись использовать для блага Церкви мысли еретика.

И вот так же и мы должны поступать. Не нужно смотреть, что за человек несет нам ту или иную полезную мысль. Вполне может быть, что это человек грешный, может быть, еретик, может быть, он унаследует вечную погибель (хотя может и покаяться); нас это не касается, это касается Того, Кто будет его судить — Господа Бога. А нас касается только то, что Господь нам его послал, чтобы чему-то нас научить, что-то нам сказать —служащее нам для назидания либо потому, что оно содержит что-то полезное, либо потому, что содержит что-то вредное, чтобы мы могли иметь опыт понимания и отвержения этого вредного. Поэтому не надо пугливо шарахаться от каких-то неправославных людей и еретиков. Конечно, общаться с ними лишний раз без нужды тоже не полезно, но это относится не только к ним, потому что и между православными людьми общение очень часто переходит ту грань, за которой становится совершенно не полезным, — и каждый из нас по себе это хорошо знает. Поэтому даже когда мы общаемся с православными, даже самыми близкими и единомудренными людьми, все равно нужно следить, как бы из этого общения не вышло вреда. Любое общение должно быть подчинено каким-то правилам и рамкам. И вот, молитвами святителя Василия Великого, исполнившего и превзошедшего Закон, не боявшегося вести себя для пользы дела так, что люди думали, что он беззаконник (например, когда он не слушался разных уважаемых архиереев и не был с ними в общении), — да подаст нам Господь подражать этой жизни, состоящей сначала в исполнении заповедей, а потом и в стяжании настоящей любви Божией, когда над человеком уже нет никакого закона. Аминь.