Православие и светская культура.
Слово в день памяти святителя Григория Богослова

(25.01/7.02.2003)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня мы совершаем память святителя Григория Богослова, который жил в IV веке, является одним из самых почитаемых отцов Церкви и входит вместе с Василием Великим и Иоанном Златоустом в число трех святителей — особо почитаемых столпов Церкви. Может быть, существует всего около пяти или, может быть, семи или восьми таких святых отцов, которые не просто были богословами и не просто учили о вере непогрешительно, но на которых основывается все вообще учение Церкви. И если не читать никаких других святых отцов, а только этих и даже, может быть, не всех из этих отцов, а только нескольких, по произвольному выбору, то можно представить себе всю совокупность церковного вероучения. каждый из них имеет великие заслуги перед Церковью по борьбе со всякими ересями, которые были в их время и которые возникали позднее и опровергались новыми святыми отцами и не только святыми отцами, с опорой на творения этих великих отцов. И конечно, в молитвах к ним православные христиане всегда обращаются особенно за утверждением в православной вере; и особенно в наше время, когда весь мир захлестнула ересь экуменизма, нужно обращаться к этим великим святым богословам.

Но каждый из этих святых отцов имеет в себе и нечто индивидуальное; таков и Григорий Богослов. Обращаясь к Григорию Богослову, мы прежде всего видим сочетание двух качеств, которые в такой степени, может быть, не только редко встречаются (что редко — в этом можно не сомневаться), а уникальным образом присущи только этому святому. С одной стороны, его творения содержат самые глубины православного богословия, и по глубине богословия их даже трудно с чем-то сравнивать, хотя есть и другие святые отцы, которые учат о том же — например, святой Максим Исповедник. Но Максим Исповедник записывал свои мысли так, что читать это довольно трудно: он писал отрывками, от случая к случаю, такими сложными фразами, что иногда сам забывал закончить предложение в нужном месте, и все это разбирать — это такой специфический труд; т.е. он был крайне небрежен в стилистическом изложении своих мыслей. А святой Григорий Богослов являет совершенную противоположность этому. Он писал догматические произведения даже в настоящей поэтической форме, а те проповеди, которые он произносил на богословские темы, настолько поэтичны по изложению, что очень многие дословные цитаты из них вошли в наше современное богослужение как стихи, хотя в оригинале они были частью прозаического текста. Например, когда мы поем: «Христос раждается, славите!» (ирмос Рождественского канона), — это не что иное, как дословная цитата из проповеди святого Григория Богослова на Рождество Христово. А когда мы поем на Пятидесятницу, день Святой Троицы: «Пятидесятницу празднуим и Духа пришествие», — это опять дословная цитата из его проповеди на праздник Пятидесятницы. Были святые отцы, которые изложили православное учение, может быть, не менее красиво и не менее поэтично, но обычно это у них получалось за счет того, что изложение было более популярным и менее глубоким. А святой Григорий Богослов мог простому народу, к которому он обращался в проповедях, — ведь его проповеди были обращены не к ученой аудитории, а именно к тем людям, которые приходили в храм, т.е. ко всем вообще, — проповедовать, одновременно достигая и самых глубин богословия, и совершенно неописуемой поэтической красоты. Конечно, каждый, кто имеет хоть небольшое представление о греческом языке, должен обязательно почитать проповеди святого Григория Богослова в оригинале, потому что тот русский перевод, который мы имеем, — это довольно-таки жалкий подстрочник, местами просто неправильный; и конечно, надо стараться прочесть этого святого отца в оригинале, чтобы увидеть, как вообще могут говорить богодухновенные отцы, и что это вообще такое — богодухновенная речь. Действительно, ничего подобного даже среди проповедей других великих византийских отцов невозможно подобрать, чтобы сравнить; если слова святого Григория и можно с чем-то сравнивать, так это с кондаками, поэмами святого Романа Сладкопевца (но это уже другой жанр).

Чему нас научает это в нашей современной жизни — вот хотя бы именно это, такая вот индивидуальная особенность святителя Григория Богослова? Очень многому. Часто мы сталкиваемся с таким суеверием, что будто бы истинное православие должно всячески чуждаться светской культуры, в частности, культуры слова и вообще всяких светских знаний, и выражать себя в какой-то такой грубой и примитивной форме. Конечно, такая мысль абсолютна чужда церковному учению, и те люди, которые так думают, уже в силу этого погрешают и заслуживают самых больших подозрений в отношении того, православны ли они хоть как-то. Конечно, подозрительное отношение к каким-то людям только из-за того, что они не чужды светской культуре, нам не должно быть свойственно. Подозрительность — это вообще дурное качество, а вот осторожность — это хорошее качество. С осторожностью надо относиться ко всему и к светской культуре тоже. Потому что, действительно, и в наше время опасность очень велика, и во времена Григория Богослова она была не меньше, а может быть, даже и больше: увлечение светской культурой может завести дальше, к увлечению всякими другими мирскими ценностями и к отступлению от православия, — все это на самом деле бывает, и поэтому нужна осторожность. Но при осторожности надо понимать, что все-таки лучше будет, если все достижения светской культуры, языка и поэзии, а также науки будут использованы для того, чтобы нести истину православия. Это с одной стороны.

А с другой стороны, в нашем обществе бывает прямо противоположное согрешение — когда люди увлекаются культурой, какой-то поэзией, и даже считается, что если у человека, как сейчас говорят, «поэтическая натура», то от него уже не требуется, чтобы он был строго православным. И даже некоторые философы, например, Бердяев, так вот и писали: например, что взять с поэта Александра Блока? Блок не должен оцениваться как обычный человек, по тому, правильно он веровал или нет, потому что раз он поэт, то у него какие-то свои откровения, которыми Господь его, якобы, направляет совершенно не так, как прочих нормальных людей. Конечно, такое мнение, фактически, является языческим, оно абсолютно чуждо православию. По православному учению, все люди по своей природе одинаковые, потому что человеческая природа одна у всех, и все они, поэты они или нет, направляются Богом одинаково к одной и той же цели. И поэты точно так же, как и все прочие люди, являются либо людьми православными и служащими Богу, в том числе и своим талантом, либо людьми отступающими от веры, которые за свой талант, как другие за какое-нибудь материальное богатство, продают свою душу диаволу. Если человек, будучи поэтом или поэтической натурой в широком смысле слова, живет какими-то другими откровениями, нежели все прочие христиане, то можно совершенно не сомневаться, что он продает свою душу диаволу. И конечно, если, как это подмечали все современники и потомки, поэзия Блока наполнена какой-то другой мистикой, нехристианской, то надо вещи называть своими именами — это вдохновение от диавола. И хотя мы не должны судить конкретного человека в отношении его посмертной судьбы — для этого есть Господь Бог, — но мы должны понимать, какого рода вдохновение наполняет его произведения. К сожалению, то же самое можно сказать о большинстве деятелей современной культуры, и особенно о наиболее талантливых, потому что эти люди с христианством либо вообще никак не связаны, либо связаны как-то поверхностно, а на самом деле культивируют какую-то свою собственную избранность и собственную духовность, т.е. можно сказать, что они поклоняются сами себе. А культ самих себя всегда на самом деле является культом сатаны.

Но все это совершенно не означает, что осторожность, которая действительно необходима христианам по отношению к светской культуре, должна превращаться в подозрительность и в отторжение, как будто бы светская культура нам не нужна. Она нам нужна. Конечно, мы без нее обойдемся; Церковь может обойтись вообще безо всего; мы можем обойтись без книгопечатания, без богослужебных книг, без водопровода, без электричества, без компьютеров и почти без еды. Вообще, мы можем не жить, а умереть, если окажемся в таких условиях, потому что на то мы и православные христиане, чтобы быть готовыми и к этому. Но если Господь нас ставит в такое положение, что мы пока можем жить и пользоваться какими-то житейскими благами, начиная от еды и кончая компьютерами, мы должны разумно пользоваться всем этим, в том числе и светской культурой, используя ее именно во благо — для проповеди православия. И вот, может быть, среди святых отцов и нет больше примера такого яркого сочетания всего этого в одном, как Григорий Богослов; по крайней мере, я не знаю. Т.е. есть много святых отцов, которые являют пример того же самого, но не в такой степени, как Григорий Богослов — чтобы именно огромнейшей глубины богословие открывать другим в замечательнейшей поэтической форме. И молитвами святого Григория Богослова да подаст Господь и нам, и лично каждому, и нашей Церкви в целом, нести православие разными способами, в том числе и средствами современной светской культуры (хотя не только и не в первую очередь ими), в современном мире, в котором мы живем, для того чтобы тех, кого еще возможно, кто еще думает и будет думать о спасении своей души, привлечь в истинную Церковь и открыть им истинное православие. Аминь.