Слово в Неделю 33-ю по Пятидесятнице, о Закхее,
и в день Собора Новомучеников и Исповедников Российских

(27.01/9.02.2003)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

В сегодняшнем воскресном дне сошлись две примечательные даты церковного календаря: во-первых, память святых Новомучеников и Исповедников Российских, которая, согласно постановлению Поместного Собора Российской Церкви 1918 года, совершается в ближайшее воскресенье после дня убиения первого умученного большевиками епископа — митрополита Киевского Владимира; а во-вторых, сегодня — Неделя о Закхее, первое воскресенье из ряда приуготовительных воскресных дней перед Великим постом. Поэтому сегодня за литургией евангельское чтение было посвящено Закхею, мытарю иерихонскому, который, когда Господь входил в его город, побежал навстречу и залез на дерево, чтобы увидеть Господа, потому что был такого маленького роста, что из-за людей не мог Его видеть, — и тут же услышал от Господа: «Сегодня Я должен быть у тебя дома». И действительно, не зря Господь выбрал Закхея. Если судить по его прежней жизни, то он был грешнее очень многих людей, может быть, почти всех тех, которые его окружали, потому что мытарь — это человек, который собирал налоги в пользу Римской империи, и это бы еще было ничего, но к сожалению, эти люди собирали еще больше денег в свою личную пользу, т.е. они были лихоимцами, и поэтому соплеменники вполне обоснованно их очень не любили. Из таких людей был Закхей, и судя по его жизни, был их ничем не лучше. Но Господь видел, что внутри этот человек другой, и это стало явным тогда, когда Господь пришел к нему в дом. Закхей сказал ему: «Половину имения своего я отдам нищим, и возвращу вчетверо, если кого чем обидел», т.е. взял что-то неправедно. И вот, предвидя, что Закхей способен на такое покаяние, Господь его выбрал, чтобы остановиться у него в доме. И как сказал святой Иоанн Златоуст, память перенесения мощей которого тоже сегодня, «Закхей на три вершка поднялся к небу, и Само Небо пришло в его дом», — т.е. нам достаточно сделать небольшое только движение к Богу, чтобы Сам Бог пришел к нам и началось изменение нашей жизни, как это произошло с Закхеем.

И конечно, сегодняшнее совпадение праздников таково, что мы не можем не подумать, в связи с историей о Закхее, об истории Русской Церкви, которая за первые 20 лет советской власти принесла столько мучеников (я уж не говорю об исповедниках, т.е. тех, кто не был умучен насмерть), сколько вся христианская история во всех странах и за все века не приносила. Потому что никогда еще не было таких масштабных гонений, какие произошли в первые годы советской власти, и людей в мире раньше было гораздо меньше, а тем более меньше среди них было христиан, и невозможно было физически набрать такого количества мучеников, какое пострадало во время массовых гонений при советской власти. Не только в первые годы, но и в последующие десятилетия существования советской власти продолжались гонения и были исповедники и мученики за веру; истинно-православных христиан никогда не переставали сажать в тюрьмы и по временам убивать; но такого количества мучеников, как в первые 20 лет, в довоенное время, действительно не было. И недаром в службе Новомученикам этот период в жизни Русской Церкви сравнивается со вторым крещением Руси — крещением кровью. Мы знаем, что такое крещение. Второе крещение в нашей нормальной церковной жизни — это крещение покаянием.

Мы часто слышим, что такой-то народ, например, русский или еврейский, должен как народ покаяться в каких-то преступлениях. Но даже если преступление совершается народом в целом, Церковь не знает таких вещей, как всенародное покаяние. Это что-то из области то ли политики, то ли фольклора, то ли каких-то странных представлений о человечестве. Церковь знает покаяние только индивидуальное: человек должен индивидуально покаяться в соучастии в грехах, в том числе и в грехах своих соплеменников. Никакой народ в церковном смысле покаяться не может, потому что никакой народ в целом не может пойти в ад, не может пойти в рай, а это могут сделать только отдельные представители этого народа, т.е. отдельные люди. И потому совсем в другом смысле следует понимать крещение покаяния для Русской Церкви.

Действительно, с Русской Церковью произошло нечто такое же, как с Закхеем. Из истории о Закхее мы можем предполагать, что его материальное имение очень сильно уменьшилось, если он из него половину отдал нищим, а из оставшейся части стал вчетверо отдавать тем, надо полагать, многочисленным людям, которых он обидел. Что же тогда у него самого осталось? Вот, примерно то же самое произошло и с Русской Церковью. То количество людей, которое в ней осталось реально после всех потрясений, даже близко не идет в сравнение с тем количеством, которое числилось формально среди православных христиан на момент начала революции. Действительно, подавляющее большинство так называемых членов Церкви, которые, может быть, искренне себя таковыми считали, прямо поддержало революцию или сразу, или через некоторое время. Так поступило подавляющее большинство русского крестьянства, вроде бы при этом не отказываясь от православной веры: они пошли за большевиками, прекрасно зная (потому что большевики и не думали это скрывать), что они идут за безбожниками. А ведь если бы крестьяне не стали на сторону большевиков, то они никогда бы не выиграли гражданскую войну, и не было бы этого торжества безбожия. Большевики, конечно, крестьян обманули и земли не только не дали, но наоборот, устроили голод и отняли даже то, что у крестьян было раньше; очень многие крестьяне сами стали жертвами большевизма; но кто в этом виноват? — Прежде всего, виноваты они сами. потому что не может православный человек идти против православного царя за заведомыми и откровенными безбожниками, которые даже и не притворялись верующими, а обманывали народ только материальной приманкой. И люди, которые были готовы за материальную приманку предать православного царя, которому все присягали, и, в общем, предать и саму веру, вполне заслуживают того, чтобы и материальная приманка им не досталась, и того, чтобы Господь их вразумлял самым жестоким образом, единственно действенным в таких случаях, если вспомнить ветхозаветную историю, которая повторилась и над русским народом в ХХ веке.

Но было бы неправильно говорить, что такие ужасы постигли Российскую Церковь только потому, что к 1917 году подавляющее большинство ее членов были то ли практически неверующими, то ли верующими, но больше стремящимися к разным материальным жизненным благам, и потому они легко свою веру предали. Корни, конечно, глубже. Как же могло случиться, что Церковь, которая столько веков существовала в России, допустила, чтобы народ так вот массово, при формальном членстве в Церкви, совершенно расцерковился? И если мы посмотрим, как это произошло, то увидим, что уже в конце XIX века безбожие и такое практическое неверие стали распространяться в крестьянстве; еще раньше оно распространилось в других сословиях: в середине XIX века уже, можно сказать, отпали разночинцы, студенчество, которое почти сплошь было атеистическим. Но это тоже было не самое начало. Еще до того, в начале XIX века, от Церкви фактически отпала аристократия, т.е. те, которые должны были бы быть вождями, в светском смысле слова, своего народа, — именно для этого дворянство и аристократия были поставлены в каждом народе, поставлены в общем-то Богом, т.к. это был богоучрежденный порядок. А гниение этой аристократии началось с того, что цари, прежде всего цари, отступили от православия: хотя формально они и числились православными, но, например, Екатерина II, в правление которой были ужасные гонения на Церковь, считала себя единомышленной с французскими философами вроде Вольтера и Дидро, которые были крайними безбожниками и богохульниками из числа таких, каких свет не видывал. А еще раньше был императором Петр I; да и другие цари, которые были еще до него, наносили по Церкви огромные удары, потому что они больше блюли не те правила, которые Бог установил для всех, в том числе и для царей, а разные свои жизненные выгоды.

Поэтому Русская Церковь еще задолго до 1917 года пришла в состояние крайнего упадка. Несмотря на свою внешнюю величину (она действительно была огромной), она прогнила сверху донизу. Весь порядок ее управления, который осуществлялся епископами, был абсолютно антиканоничный. Эти слова, может быть, ничего не говорят человеку, который в этом не разбирается, поэтому я скажу более простым языком: управление Российской Церковью являлось, с точки зрения церковной, просто коллективным преступлением, в котором участвовал весь епископат и гражданская власть, начиная с царя, — этот так называемый синодальный строй, который подпадал под прещения канонов и был скопирован с протестантских государств, особенно Швеции и Пруссии.

Но не только на уровне управления Церковь была в полном расстройстве, но и на уровне повседневной жизни. Например, считалось нормальным причащаться один раз в год. И считалось уже большим благочестием, если кто-то причащался четыре раза в год — в каждый из многодневных постов. Об этом даже было написано в катехизисе тогдашнего очень популярного церковного писателя, митрополита Филарета (Дроздова), по которому учили Закон Божий в школе. Вот такое писали в катехизисе; ну, а что написано у святых отцов по этому поводу? Написано совершенно другое, более того, подобные мнения о столь редком причащении прямо осуждены. Например, святые отцы Макарий Коринфский и Никодим Святогорец в XVIII веке написали целую полемическую книжку против таких воззрений на причащение, где приводили многие святоотеческие цитаты и каноны в защиту своей позиции. Святые отцы и Вселенские Соборы (ни много, ни мало!) установили, что причащаться нужно самое редкое раз в три недели. Если кто-то раз в три недели не причащается просто потому, что сам этого не хочет, а не потому, что не может физически, то этим самым он сам себя отлучает от Церкви. Точно так же правила требуют, чтобы все присутствующие за литургией причащались, и устанавливают наказание для клириков и мирян, которые присутствуют за литургией, не причащаясь (относительно мирян — это правило 2 собора Антиохийского). Это наказание состоит в отлучении от причастия до тех пор, пока виновные не явят плодов достойных покаяния. Все эти правила пренебрегались в дореволюционной Русской Церкви. Было принято «слушать литургию» — т.е. не причащаться, а просто стоять на службе. И конечно, если все молитвы литургии говорят о причащении и произносятся от лица людей, которые готовятся к причастию, потом причащаются, а потом благодарят за причастие, то что можно сказать о тех людях, которые привыкали (и духовенство их к этому приучало) слушать молитвы литургии как что-то, к ним не относящееся: мы говорим, что мы причащаемся, благодарим за то, что причастились, — а на самом деле мы не причащаемся и не причастились. Как это может быть? Так вот просто вырабатывалось отношение ко всему, о чем говорится в православном учении, как к чему-то такому, к чему мы приобщаемся на словах, а на деле ничего этого делать не надо. И получается, что так же, вроде бы, можно и спастись, как мы причащаемся — стоя на литургии и благодаря за причастие, которое мы не принимали; вот, точно так же одними словами о спасении может закончиться вся наша христианская жизнь: мы будем говорить, что мы спасаемся, а потом получится, что мы окажемся неизвестно где. Т.е. это конечно все страшно.

И еще в XIX веке многие праведные люди, особенно святитель Игнатий Брянчанинов, а также и некоторые другие, говорили, что Церковь в России вырождается, и что еще немного, одно-два поколения (это буквально так Феофан Затворник говорил), — и она просто рухнет. Чтобы это предсказать, даже не надо было быть каким-то особенным прозорливцем, а просто нужно было быть здравым человеком, чтобы сделать расчет: можно было видеть, как воспитано поколение, жившее в середине XIX века, — эти люди были реально уже почти неверующими, хотя еще пытались воспитывать своих детей в каких-то христианских рамках; и можно было прикинуть, что еще пара поколений — и в этих рамках уже не останется никакого содержания, и тогда они будут ничем не обоснованы и просто откинуты новым поколением. И действительно, прогноз оказался точным: через два поколения после Феофана Затворника произошла революция и массовое отпадение людей от Церкви. А это отпадение обернулось величайшими в мировой истории гонениями на христиан.

Но это, в свою очередь, обернулось для Церкви пользой, потому что через покаяние и крещение кровью Церковь очистилась от застарелых болезней, и именно поэтому сегодняшний день, день воспоминания пострадавших в этих гонениях, для нас — праздник. Потому что на крови мучеников Церковь стоит, на ней возрождается и ею обновляется. Именно это произошло с Российской Церковью. Не беда, что она уменьшилась даже не в десятки и даже не в сотни, а в тысячи, если не в сотни тысяч раз. Потому что истинной Российской Церковью мы не можем считать не только тех, кто называет себя православными, но в церковь не ходит и не причащается, но, к сожалению, и большинство тех людей, которые в России сейчас ходят в церковь и причащаются, потому что они ходят не в истинную Церковь, а в еретическую, погрязшую в ереси экуменизма, не говоря о прочих грехах, Московскую патриархию. А тех, кто ходит в истинную Православную Церковь, в России совсем мало. Так вот немного осталось от истинной Церкви. Но тем не менее, Церковь осталась, в ней восстанавливается канонический порядок, и о тех церковных преступлениях, которые были нормой до революции, сейчас мы, слава Богу, и не вспоминаем; действительно, мы очень далеко от того времени отошли. Т.е. действительно, обновление совершилось. Насколько масштабным будет начавшееся возрождение Российской Церкви, мы этого не знаем, это Господь ведает, а нам это и не важно знать для нашего спасения. Потому что каким бы оно ни было, нам главное не то, чтобы в Российской и даже вообще во Вселенской Церкви было как можно больше народа, а прежде всего — чтобы каждый из нас был в истинной Церкви. Мы сначала должны думать о своем спасении, а тогда уже мы сможем помочь другим.

Поэтому будем молиться Новомученикам и Исповедникам Российским как особенно близким для нас христианским мученикам — не только потому, что они тоже жили в России и жили не так давно, а и потому, что они столкнулись с теми же искушениями, среди которых продолжаем жить и мы, — чтобы они утвердили нас в своей вере, утвердили нас в своей Церкви, и чтобы их молитвами Церковь возрождалась настолько, насколько Господу еще будет угодно это явить до конца света. Аминь.