Отчего теряется вера и благодать Божия?
Слово в Лазареву субботу

(6/19.04.2003)

Эта суббота — праздничный день, хотя Господь уже начал путь к страданиям. Как могло получиться, что не только весь народ, но и апостолы отпали от Христа, когда Он был взят под стражу? Вера — дар Божий; ее нельзя удержать только усилием воли или внешними вспомогательными средствами; нужна помощь благодати Божией. Мы чаще всего теряем благодать, а через это и веру, когда увлекаемся чем-то, не имеющим отношения к Богу. Ничему нельзя радоваться беззаботно и ни на какой печали нельзя фиксировать внимание. Память Божия теряется от увлечение и приятными, и неприятными состояниями, поэтому никаким состояниям нельзя предаваться всей душой.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня мы совершаем празднование воскрешения Лазаря, и это уже первый день, которым открываются Страсти Господни, потому что Господь, чтобы воскресить Лазаря, подошел уже почти вплотную к Иерусалиму, хотя и не вошел еще в него, — пришел в ближайшей пригород Иерусалима, и Он сделал это, понимая, как мы сегодня слышали в Евангелии, что иудеи хотят Его убить, что все это опасно для Его жизни. Ученики пытались уговорить Его не ходить туда, а когда им это не удалось, Фома воскликнул: "Пойдем и мы с Ним, чтобы умереть с Ним вместе". Но как мы знаем, они далеко не сразу на деле решились умереть с Ним вместе, потому что из них только один апостол Иоанн не бросил Господа, хотя потом они действительно приняли мученичество за Христа. А пока для всех верующих или просто симпатизирующих Иисусу, и даже, может быть, не столько Ему, сколько Лазарю, а также Марии и Марфе (потому что многие иудеи очень сочувствовали их горю и находились в доме сестер, чтобы их утешать), для всех них эта суббота — праздник, и богослужение нам тоже говорит о празднике, и само оно праздничное.

И возникает вопрос: как же так получается, что люди видели воскрешение четверодневного мертвеца — такого чуда не видел никто никогда раньше, потому что и Господь раньше таких чудес не совершал, и ни о ком из пророков Ветхого Завета не передается, что он воскресил кого-то уже разлагающегося, хотя некоторые пророки и совершали воскрешения мертвых, — увидев, отнеслись к этому событию, как к должному, многие уверовали во Христа как в Мессию или, по крайней мере, уверовали, что Он не простой человек, а действительно избранник Божий, — и они показали эту свою веру, встречая Его в Иерусалиме с ваиями; они обрадовались этому, а потом, когда начались гонения на Христа, все отпали, не защитили Его и, более того, этот самый народ, который восхищался воскрешением Лазаря, стал кричать Понтию Пилату: "Распни Его!" И даже ученики Христа, которые, конечно, не кричали "Распни Его!", оказались немногим лучше, потому что они испугались, решили, что их надежды были тщетны, и все разбежались. Как же это так могло случиться?

Чтобы ответить на вопрос, как это могло случиться с ними, лучше всего посмотреть на себя. Потому что в себе мы и найдем ответ на вопрос, как мы отпадаем от веры даже после того, как она в нас укрепляется и мы получаем какие-то доказательства правоты нашей веры, безусловно убедительные для нас, — а потом все-таки отпадаем. Дело в том, что вера есть дар Божий, это действие благодати Божией. Ее нельзя удержать усилием воли, хотя, конечно, усилие воли помогает ее удержать. Наше знание того, во что надо веровать, чтение святоотеческих писаний и Библии тоже помогает ее удержать. Но все это средства вспомогательные, и их одних никогда не будет достаточно для того, чтобы нам не потерять веру. А по-настоящему вера удерживается только благодатью Божией. И поэтому самое главное, не вспомогательное, а основное средство к тому, чтобы нам не отпасть от веры, чтобы наша вера умножалась, — это стяжание благодати Божией. А в стяжании благодати Божией самое главное, можно сказать, — это не столько само это стяжание (потому что Господь дает благодать Свою даже тем, кто ее не ищет, и открывается, как Он Сам говорит, "не ищущим Его"), а то, чтобы удержать хотя бы то, что нам Господь уже дал. И вот, когда мы получаем благодать Божию, пребывая в Церкви, благодать, которую получили еще при земной жизни Спасителя Его ученики (хотя они тогда еще пребывали не в Новозаветной Церкви, а в Ветхозаветной, и пользовались всякими назиданиями от Христа, и Он Сам их хранил, как Он говорит в Своей молитве ко Отцу), самое главное для нас — ее не растерять.

А через что мы ее чаще всего начинаем терять или даже теряем целиком, а если целиком и не теряем, то впадаем в какой-то следующий грех, и тогда все-таки теряем? — Через нашу невнимательность, через нашу увлеченность чем-то, что совершенно не имеет отношения к Богу. Действительно, если мы христиане, если у нас есть какое-то понятие о заповедях, то далеко не так сразу мы готовы принять какую-то заведомо греховную мысль, о которой и сомневаться нельзя, что она греховна; а если мы дошли уже до такого состояния, когда не можем сопротивляться заведомо греховным помыслам, то безусловно этому состоянию предшествовало какое-то другое состояние, когда мы этой греховной мысли еще не принимали, но приняли уже какие-то другие греховные мысли, которые нам казались вполне допустимыми, и они нас обезоружили перед дальнейшими происками врага нашего спасения. Что же это за мысли, которые явно греховными для нас могут и не являться? Это всякая беззаботность и отсутствие памяти Божией. И вот, как раз празднование, в том числе празднование в честь Христа, как это было у иудеев в Лазареву субботу и в день входа Господня в Иерусалим, христианские праздники, которые мы сейчас будем праздновать и особенно те праздничные дни, в которые мы готовимся войти через неделю, — это и есть то время, когда мы готовы предаться беззаботности. Конечно, мы, может быть, всегда готовы предаться беззаботности, но в некоторое время года — особенно.

Мы хотим такой вот неомраченной ничем радости. А чем наша радость омрачается? Если радость духовная, то она омрачается только грехом, а никакими внешними обстоятельствами она омрачиться не может. Если же мы просто хотим думать о том, что нам приятно, потому что нам вообще стало как-то приятно, хотя бы даже и потому, что мы испытали какое-то духовное облегчение (это совершенно не важно, по какому поводу нам стало приятно), — если мы при этом начинаем фиксировать свое внимание на этом состоянии, начинаем как-то беззаботно радоваться, тогда совершенно неизбежно мы получим по голове, по крайней мере, духовно. Потому что оказывается, что мы за эту вот чечевичную похлебку, которой является совершенно любая такая недуховная радость, подобно ветхозаветному Исаву продаем свое первородство, т.е. радость духовную — благодать Божию. Потому что духовная радость — это не есть какое-то чувство; не надо про какое-то наше чувство радости или горя, какое-то эмоциональное состояние говорить, что оно духовное. Если это чувство или эмоция, то значит, это уже не духовно. Духовным является то, что изменяет нашу жизнь, а не просто проявляется как эмоция. И вот, если мы отвлекаемся на какое бы то ни было наше эмоциональное состояние, то можно не сомневаться, что память Божия нами потеряна, уже началось наше падение, и оно на этом не остановится. И поэтому мы можем сегодня радоваться, что Христос воскресил Лазаря, доказывая воскресение не только Свое собственное, но и наше — воскресение всех мертвых; можем радоваться тому, что мы исповедались и причастились (и конечно, это все действительно хорошо); но мы не должны этому радоваться беззаботно, а должны все время понимать, что еще далеко до нашего окончательного спасения, что пока мы еще живы, пока мы еще не ушли из жизни сей, нам никогда нельзя доверять своему состоянию.

На это можно сказать: что же, получается, нам надо все время жить в тоске, потому что не бывает никакой неомраченной радости? Действительно, никакой неомраченной радости не бывает. Как говорит святой Иоанн Дамаскин в стихире на погребение умершего: "кая житейская сладость пребывает печали непричастна?", — и ясно, что никакая. Но совершенно то же самое надо сказать о всяком горе и о всяком мирском несчастье. Потому что переживание какого-то горя, фиксация на нем своего внимания — это точно такой же грех и точно такое же вредное рассеяние ума, как и беззаботное переживание радости. Т.е. ничего нельзя делать всей душою — в буквальном, а не в переносном смысле слова — в жизни земной, ни радоваться, ни страдать. Потому что и то, и другое нельзя пропускать глубже, чем на поверхность нашей души (да и на поверхность тоже не всегда можно), — только тогда мы будем держать внутри себя память Божию. Потому что память Божия одинаково рассеивается и одинаково легко променивается на любую чечевичную похлебку — когда человек хочет какие-то приятные или, наоборот, неприятные переживания сделать содержанием своей внутренней жизни. Поэтому будем радоваться, будем праздновать и сегодня, и еще более завтра, в день Входа Господня в Иерусалим, еще более, если доживем, в Светлое Христово Воскресение, — но в то же время будем всегда помнить, что по-настоящему праздновать мы сможем только тогда, когда мы выйдем за пределы этой жизни и окажемся, если окажемся, в Царствии Небесном. Аминь.