1/14.12.2003
История о том, что трудно богатому войти в Царствие Небесное. Св. Филарет - пример раздачи всего имения ради Бога; но такой подвиг - не для всех, так же как юродство или столпничество; однако, и из таких подвигов мы можем взять для себя назидание. Любая христианская заповедь, если мы хотим понять ее всерьез, совершенно несопоставима с общечеловеческими ценностями и общечеловеческой моралью. Разные виды стяжаний. Мы не должны считать себя порядочными людьми.
Во имя Отца
и Сына и Святаго Духа.
Сегодня мы
слышали в очередной раз неоднократно читающуюся в течение церковного года евангельскую
историю о том, как некий богатый человек приступил ко Христу, искушая Его и
спрашивая: "Что мне делать, чтобы наследовать вечную жизнь?" - на
что Христос ответил: "Ты знаешь заповеди Ветхого Завета, - Он их перечислил,
- вот, соблюдай их". Тот ответил, что эти заповеди он соблюдает, и чего
еще он не совершил? И тогда Господь ответил в том варианте этой истории, который
мы слышали в Евангелии сегодня: "Пойди, продай свое имение, раздай нищим
деньги, и тогда будешь иметь сокровище на небесах", т.е. Царство Небесное.
И человек этот, который спрашивал, отошел очень огорченный, потому что он имел
много богатства. И тогда Господь по этому поводу сказал, что "легче верблюду
войти в игольное ушко, чем богатому - в Царство Небесное". Известно, что
в арамейском оригинале здесь, возможно, была поговорка, в которой вместо слова
"верблюд" стояло другое, очень похожее на этом языке, слово - "канат";
т.е. канат легче просунуть в игольное ушко, чем богатому войти в Царство Небесное.
И тогда ученики, которые хотя и были бедными, но понимали, что и у них есть,
хотя бы и самое маленькое, имение, с которым им так же трудно расстаться, спросили:
"Кто же тогда может быть спасен?" На что Господь ответил: "Невозможное
человеку возможно Богу", - т.е. спасение человеку невозможно.
И так сегодня
совпало - а это бывает далеко не каждый год, - что эта притча читается в день
памяти Филарета Милостивого, святого, который особенно подвизался именно в исполнении
этой заповеди - раздавал свое имущество. Но он не только оказывал милостыню,
будучи богатым человеком, хотя начал он именно с этого, но довел до полной нищеты
свое собственное семейство, и вообще физическое существование его ближайших
родственников оказалось просто под угрозой - именно потому, что он давал нищим
в качестве милостыни не только излишки (хотя начал он с того, что отдавал излишки)
и не только что-то свое, что нужно было для поддержания жизни на прежнем уровне,
но и то, что нужно было просто для поддержания существования, он тоже раздал.
И конечно, об этом своеобразном подвиге милостыни, за который на святого Филарета
при его жизни роптали его вполне благочестивые домашние, надо сказать, что он
относится к числу тех, которым не следует подражать буквально. Мы знаем, что
есть святые, которые совершали какие-то великие и необычные подвиги, и именно
этим они спасли свою душу и поспособствовали спасению многих других; за это
они прославлены во святых; но подражать им буквально почти никому не следует,
а если кому-то и следует, то таких единицы, и они идут на это по особому призванию.
Таковы все пустынножители и юродивые или столпники. Обычный человек не должен
становиться ни столпником, ни юродивым, ни пустынножителем (хотя пустынножителями
может стать большее число людей), если на то нет особого призвания от Бога,
который дает на эти подвиги силы. А всем подряд Бог таких сил не дает. Господь
дает всем силы только на одно - на то, чтобы достичь Царствия Небесного. А на
тот или иной вид подвига Он дает силы не всем. И на некоторые виды подвига он
дает силы многим, на некоторые, как например пустынножительство, - не очень
многим, а на некоторые - совсем уже единицам. И те, кто самочинно, не будучи
призванными от Бога, дерзают на такие виды подвига, те, конечно, спасения не
достигают, а всячески губят свою душу и разоряют то, что они, может быть, имели.
Таковы, например, всякие самочинные юродивые, которых очень много. И таковы
же будем мы, если станем оказывать милостыню за чужой счет. Святой Филарет занимался
именно этим - он оказывал милостыню не только за свой счет, не только раздавал
свое имение и свое богатство, но раздавал и ту часть вверенного в его распоряжение
имущества, которая на самом деле принадлежала членам его семьи. И он за их счет
и без их желания, а вопреки их воле оказывал милостыню.
Но когда мы
видим подвиги святых, которым не следует подражать буквально, мы должны, однако,
получать от них некоторое назидание. Потому что во всех таких подвигах есть
нечто, что касается абсолютно каждого христианина и без чего невозможно вообще
никакое спасение души. Такое вот нечто есть и в подвиге святого Филарета Милостивого,
а именно: он показывает нам, что настоящая христианская добродетель, которая
ведет к спасению души, имеет весьма мало общего с тем, что считают хорошим люди,
и не имеет ничего общего с общеизвестной человеческой моралью. Точнее говоря,
она может с ней как-то совпадать, как могут совпадать по звучанию разные по
значению слова, но не более, т.е. она может быть только омонимична общепринятой
человеческой морали. И на самом деле абсолютно любая заповедь, если мы хотим
понять ее всерьез, окажется совершенно несопоставимой с общечеловеческими ценностями
и общечеловеческой моралью. В такой же мере, как ко всякой другой заповеди,
это относится и к заповеди нестяжания, которая дана Господом, в частности, в
сегодняшней евангельской истории; а так же в Нагорной проповеди прямо говорится,
что надо быть, как птицы небесные, которые ничего своего не имеют, не сеют и
не жнут.
Что же здесь
такого, что совершенно противоречит человеческому здравому смыслу? То, что нашим
стяжанием оказывается не только имущество - это еще не противоречит здравому
смыслу, - и даже не только наш душевный покой, которым мы тоже обязаны делиться
со своими ближними. А бывает, что мы не хотим им делиться, под тем предлогом,
что это нас отвлекает от молитвы, например; но все-таки, если в наши обязанности
входит помогать каким-то ближним, мы должны это делать, даже если ради этого,
может быть, иной раз придется не пойти на службу, хотя бы это и нарушало наш
внутренний комфорт. Да, мы не должны проявлять и такого стяжания; но здесь все-таки
тоже есть некоторый здравый смысл, которому это соответствует.
Но на самом деле глубинное человеческое стяжание в отношении душевного комфорта
заключается в праве считать самого себя хорошим человеком. И обычно у каждого
человека, если только он специально с этим не борется, формируется образ, что
такие-то люди хорошие, а такие-то нехорошие, и он сам, конечно, относится к
хорошим. Конечно, хорошие люди, в том числе и он, совершают какие-то ошибки
и грехи, и вообще плохие поступки, но в целом они хорошие, и главное то, что
он сам хороший. И на таком вот основании мы можем сравнивать других людей и
думать, что вот они уже не столь хорошие, и таким образом, мы переходим уже
к осуждению. Потому что у каждого человека свои критерии хорошести, ни один
человек не будет в точности соответствовать этим критериям, и потому, если мы
достаточно долго общаемся с каким-то человеком, то мы, конечно же, найдем, за
что его осудить, и если даже мы не решим, что он совсем плохой, то, по крайней
мере, мы решим, что он не совсем хороший. И конечно, от христианства все это
очень далеко.
А для того,
чтобы относиться к людям по-христиански, мы не должны иметь даже такого стяжания,
чтобы считать самих себя порядочными людьми. Надо все время понимать, что, строго
говоря, нет совершенно никакого греха, к которому я не был бы способен. Если
я сейчас не стану совершать какой-то грех, потому что он мне очень отвратителен,
то легко можно себе представить, особенно имея некоторый опыт наблюдения за
собой и чтения соответствующих книжек, что я могу совершить какие-то другие,
более мелкие грехи, которые так изменят мое сознание, что я этого даже и не
замечу (или замечу, но не остановлюсь) и совершу какой-нибудь такой грех, о
котором сейчас я не могу и помыслить. Да и бесы нас редко толкают на такие грехи,
которые нам кажутся совершенно недопустимыми, но потом все равно ввергают в
эти грехи, но постепенно: сначала в одно, потом в другое, а потом уже и в это.
Нашу траекторию на пути к добродетели они искажают не одним ударом, так чтобы
она сразу приняла противоположное направление, а несколькими ударами, отклоняя
каждый раз на несколько градусов, а потом оказывается, что раз - и мы уже направлены
в другую сторону.
И вот поэтому
мы не должны считать себя вообще сколько-нибудь порядочными и сколько-нибудь
приличными людьми, и не считать, что мы в силу каких-то наших достоинств имеем
на что бы то ни было право. Это не только должно быть нашим психологическим
состоянием, потому что мы можем это себе внушить, а на самом деле мы можем думать
совершенно иначе; а мы должны это проверять на нашем восприятии каких-то неприятностей,
которые нам доставляют другие. Потому что если они нам, скажем, создают какие-то
неудобства или как-то нас оскорбляют, а мы на самом деле считаем, что мы ни
на что права не имеем, то вполне возможно, что мы будем с ними бороться, если
они будут нам мешать делать какое-то дело, которое мы делать обязаны, но даже
и в этом случае мы не будем считать, что они нас чем-то задели, оскорбили, т.е.
это никак не будет влиять на наше отношение к этим людям. И если что-то будет
меняться, то только в деловых вопросах, относительно того, какие дела с каким
человеком можно вести, потому что это, собственно, вопрос деловых качеств, а
не вопрос личного отношения. И таким образом мы и достигнем такого вот последовательного
нестяжания, так что никто и ничто не будет нас задевать, потому что всякие прискорбные
обстоятельства, которые с нами случаются, будут нами восприниматься как заслуженные
и, следовательно, служащие к нашему исправлению. И тогда, действительно, мы
почувствуем некоторую легкость и освобождение, которые дает христианство и с
помощью которых святые достигли Царствия Небесного. Аминь.
Обсудить
можно
|