1/14.01.2005
Значение св. Василия для Церкви. Как христианину построить правильный диалог с окружающим обществом, не превратившись для окружающих в маловменяемого дурачка. О порядке в исполнении заповедей.
Во имя Отца
и Сына и Святаго Духа.
Сегодня мы
совершаем день памяти святителя Василия Великого и одновременно день Обрезания
Господня - особый праздник, который совершается в память этого события на восьмой
день после Рождества Христова. А это значит - сегодня. Праздник Обрезания знаменует
подчинение нашего Господа ветхозаветному обычаю. Это тот праздник, который наиболее
непосредственно связан с ветхозаветным происхождением христианства, с иудейской
традицией. А святой Василий Великий - это, можно сказать, символическая фигура
святого отца, потому что он особенно много сделал для того, чтобы христианство
эллинизировалось, если можно так выразиться. Потому что он был сам по себе носителем
греческой культуры и очень много сделал для того, чтобы христианские догматы
облеклись в язык греческой философии, который он сам и переделал для этих целей,
потому что в имевшийся язык греческой философии невозможно было облечь христианские
догматы, и из-за этого к тому времени, еще до Василия Великого, очень многие
пострадали, впав в ересь. И вот, получается, что сегодняшний праздник сочетает
для нас Афины и Иерусалим: наше происхождение как христиан из Иерусалима знаменует
праздник Обрезания Господня, а нашу причастность и использование христианством
греческой культуры как основного своего языка знаменует память святителя Василия
Великого.
Что же это
означает для каждого из нас сегодня? Каждый из нас, хотя и не решает глобальные
проблемы выживания христианства в мире, но решает те же самые проблемы локально
- проблемы существования христианства в своей собственной душе. Имеет ли это
какое-то отношение к каждому из нас? Разумеется, имеет. Потому что каждый из
нас является малым отражением, фокусирующим все то, что происходит в мировой
человеческой истории с христианством вообще. Если мы хотим быть христианами,
мы должны построить правильный диалог с окружающим нас обществом. С одной стороны,
этот диалог строится на том, что мы ни в коем случае к нему не принадлежим,
мы с ним разные (если бы мы с ним были одно целое, то нельзя было бы говорить
о диалоге); а с другой стороны, мы должны свидетельствовать перед ним о христианстве.
И вот, часто бывает так, что человек становится православным и после этого совершенно
выпадает из социальной среды. Он, может быть, думает, что приближается к святым
отцам, что он отрекается от мира, потому что всякие вещи, которые ему справедливо
кажутся мирскими, перестают его интересовать; но дальше ему совершенно несправедливо
кажется, что, отставая от этих вещей, он освобождается от мира. Ничего подобного.
Наоборот, он чаще всего еще больше привязывается к миру. Потому что молодой
человек часто, становясь православным, попадает в некую православную субкультуру;
он очень боится не прочесть вечернее и утреннее правило - и это, конечно, правильно,
этого надо бояться, но вот, он этого боится, а чего-то более важного не боится:
например, не боится кому-нибудь нахамить, не боится быть человеком, не способным
прокормить семью и сидящим на шее у собственной жены, потому что он "духовный",
и у него "духовная жизнь" и т. д. А бывает, что человек в возрасте
становится православным и точно так же стремится попасть в Церковь на богослужение,
для него становятся очень важными всякие религиозные обряды, он боится пропустить
какую-нибудь праздничную службу или постирать в праздник; и в то же время дети
у него не христиане, с ними у него нет взаимопонимания, да и откуда им быть
христианами, если родители обратились ко Христу в позднем возрасте и детей в
христианстве не воспитывали? И вот, получается, что мы отходим от мирских интересов,
принимая христианство, но на самом деле мы просто меняем свои мирские интересы.
Потому что у нас развивается мирское отношение к самому христианству, а надо,
чтобы христианство для нас действительно составляло не какую-то субкультуру,
к которой мы привыкли и в которой нам удобно существовать, не какой-то кружок
людей, в котором мы можем себя комфортно ощущать, а чтобы христианство создавало
для нас особую внутреннюю установку, особый внутренний мир.
И если этот
внутренний мир у нас создается, то и всем окружающим, будь то вовсе не христиане
или не такие убежденные христиане, как мы, мы можем показать, что мы не превратились,
оттого что стали верующими, в каких-то дурачков маловменяемых, которые не могут
работать, не могут находить ни с кем общий язык. Наоборот, мы не должны терять
способности находить с людьми общий язык. Но мы оказываемся людьми, которые,
ничего не потеряв из того, что могут иметь люди в миру, приобрели нечто такое,
что совершенно иначе заставляет смотреть нас на всякие мирские ценности. Мы
хотя и понимаем, что некоторые мирские ценности и вправду имеют определенную
ценность, мы понимаем, почему люди за ними гоняются; но сами мы за ними не гоняемся,
и для нас они ценности не представляют - не потому, что мы плохие или, наоборот,
лучше других людей, а потому, что мы просто пользуемся чужими богатствами, которые
предоставлены в наше полное распоряжение, - богатствами Божиими, которые становятся
нашими лишь постольку, поскольку мы исполняем волю Божию, а не начинаем считать
все это нашим и относиться к этому небрежно.
И вот, святой Василий Великий