Часто говорят про "последние времена", будто те времена, которые были в прошлом веке, или в XIX веке были не последние, а сейчас наступили какие-то "еще более последние" времена. Но это, конечно, заблуждение. Последние времена наступили тогда, когда Христос родился. Наш нынешний праздник, Рождество, к которому мы вплотную приблизились - это как раз праздник наступления последних времен. Ничего в этом нет для христиан плохого, а только хорошее, в том случае, конечно, если они будут оставаться христианами и не отпадут.

И вот, Священное Писание объясняет нам это разными способами: и прямым текстом, и с помощью разных притч, и с помощью таких символических построений, как мы сегодня слышали в родословной Иисуса Христа. И все эти способы нужны, чтобы нам понять, о чем идет речь. Потому что человеческое понимание разнообразно, и на всех этих языках необходимо к человеку обращаться, чтобы человечество что-то поняло. Даже каждый из нас требует, чтобы ему повторили и так, и этак, только тогда мы начинаем что-то понимать.

Сегодняшнее евангельское чтение ставит нас накануне воплощения Христова. Как это и должно быть, если учесть, что оно предпраздничное. Вот мы сейчас находимся накануне воплощения Христова. Что нам нужно сделать, чтобы встретить этот праздник, чтобы он, действительно, был для нас праздником?

Известно, что люди обычно не хотят поститься, не хотят думать о том, чтобы жить по-христиански, ходить в церковь, исповедоваться и причащаться. И они еще сильнее не хотят нечто другое: чтобы просто в быту своем жить по-христиански. Чтобы прежде чем начать кому-то что-то говорить - помолиться или просто иметь память Божию. Или прежде чем кого-то отругать - задуматься, что я сначала помолюсь, а потом отругаю, потому что нехорошо начинать какую-то вещь, не помолившись. А когда уже помолишься, то можно уже как-то и изменить свои планы насчет того, чтобы ругаться.

Необязательно промолчать: может ты и промолчишь в этой ситуации, а может ты что-нибудь и скажешь, что-нибудь полезное, потому что далеко не во всех конфликтных ситуациях мы должны молчать. Очень много бывает таких конфликтных ситуаций, когда мы должны говорить, но мы должны не ругаться и не выплескивать свои эмоции, а мы должны говорить по делу, то, что хотя бы теоретически может привести к какому-то разрешению этой ситуации, а эмоции сами по себе никогда к нему не приводят. И даже если надо кому-то показать гнев, потому что он иначе не понимает, то гнев для нас должен быть разыгранным, а внутренне мы гневаться не должны, потому что иначе мы передадим не гнев, а свою собственную слабость, свою подверженность страстям. Так начинаются всякие перепалки, и у нас получается большое душевное разорение.

Мы так расслабляемся в своей обычной жизни, потому что нам так легче. Но мы можем увидеть, почему это неправильно: в частности из-за того, что мы тогда перестаем понимать праздники. Праздники перестают для нас быть праздничными. Праздники предназначены для тех людей, которые их встречают, к ним готовясь. Для которых это не просто большой контраст между постным временем и праздничным временем, хотя контраст - это тоже одно из средств, чтобы правильно готовиться к праздникам.

Праздники только тогда бывают по-настоящему праздничными, когда человек несколько очищен для их восприятия. Я не хочу говорить в каком-то очень мистическом смысле очищения чувств и смыслов и очищения от греха, а в самом простом: представим себе, сколько информации пропускает через нашу голову телевизор, если мы его смотрим сколько-нибудь регулярно, и насколько эта информация полезная для души. Образно это можно сравнить с какой-нибудь поляной, на которой выгуливают собак, и с которой сошел снег. Вот что мы имеем в голове. Все это смердит, и вообще там непонятно, как пройти, чтобы не вляпаться.

И вот, с таким внутренним душевным устроением мы, наконец (может быть, слава Богу!), приходим на службу. Какая должна быть сила у запаха ладана, чтобы он пробил то зловоние, которое у нас привычно устоялось? - Наверное, такая, что если он пробьет, то мы в обморок упадем, уже от ладана. В церкви так не бывает, в церкви все более приглушенно и более тихо. Но на этом фоне мы уже просто ничего не воспринимаем: ну церковь, ну звучит… Что по телевизору смотреть богослужение, что вживую, потому что вживую мы тоже являемся зрителями. Даже если мы причащаемся, формально исповедуемся, соблюдаем какие-то обряды, мы все равно больше похожи на зрителей, которые пришли в театр, и им интересно. А другие смотрят по телевизору, им, конечно, не так хорошо, но тоже неплохо, достаточно интересно, потом можно переключить программу и что-то другое посмотреть, а перед тем, как смотреть это, смотрели что-то предыдущее, совершенно на другую тему.

Если так относиться, то совершенно невозможно ожидать, что мы будем понимать христианские праздники, или что мы хотя бы начнем их понимать. Чтобы расчистить для них место, нужно исполнять и другие заповеди церкви, которые относятся, прежде всего, даже и не к постному времени, не к специальному времени приготовления к празднику, хотя это тоже важно. Прежде всего, они относятся к нашему постоянному времяпрепровождению.

Я не говорю, что вообще нельзя смотреть телевизор. Там есть какие-то программы, которые в какой-то степени кому-то из нас полезны: смотреть какие-то новости, например. Кому-то из нас, возможно, полезно так отдыхать. Хотя совершенно непонятно, как можно отдыхать, загружаясь жизнью совершенно зачуханных людей, которые изображают в фильмах примерно таких же, как и мы, или еще хуже. - Только если для того, чтобы почувствовать, что не один я такой. Но это отдых относительный: с одной стороны, ѽы все равно непосредственно связаны с тем, как мы живем.

И получается, что возникает очень заметный даже для нас самих зазор между теми самыми элементарными представлениями о христианстве, для нас элементарными, которые мы усвоили много лет назад, и тем, как мы живем на самом деле. И мы все время пытаемся (или пытались) что-то делать, чтобы это преодолеть, делали какие-то эксперименты, прилагали какие-то усилия, но, конечно, безо всякого успеха. Может, какие-то у нас в этом успехи и были, но они были именно такие: сосредоточиться, собрать все силы для какого-то дела и тогда у нас получается.

Но поскольку мы, вообще-то, должны заниматься не только одним делом, а мы должны жить всей своей жизнью, то мы не можем все силы собирать только в одно дело, мы должны их как-то более или менее равномерно распределять по своей жизни. Получается, что время этой атаки на какую-то проблему проходит, и все возвращается на круги своя, даже и не на своя, а на еще худшие круги, потому что пока мы очень успешно боролись с чем-то одним, мы забросили все остальное, и там все стало совершенно непроходимо.

Постепенно мы привыкаем к такому качеству собственной жизни и на фоне всего этого возвышенного богословия, которое мы встречаем в церковном богослужении, особенно в дни великих праздников, как сегодня, это выглядит чрезвычайно фрустрирующе. В конце концов, уже просто не хочется об этом думать, и разные люди либо становятся равнодушными к религии, перестают ходить в церковь, или заходят как-то иногда или совсем не заходят. Происходит такое отпадение от религии.

Или вырабатывают особый стиль жизни, который заключается в том, чтобы в церковь как-то там ходить. Как правило, он возникает у тех, кто вынужден ходить в церковь по работе, или у тех, у кого весь круг социального общения связан с теми, кто тоже приходит в церковь. При этом можно стараться там держаться так, чтобы как можно меньше травмироваться содержанием церковных служб, то есть как можно меньше их замечать. По принципу солдат спит (по возможности спит, но если не спит, то думает о чем-то своем) а служба (вот уж, действительно) идет. И так не заметил, как время прошло, и служба тоже прошла. Это позволяет удерживаться в христианстве годами.

Если же у нас есть какие-то традиции христианского воспитания в семье, то нам даже и не надо изобретать для себя какие-то способы выживания за богослужением, чтобы как можно меньше им травмироваться. Как правило, народная традиция уже предлагает нам совершенно накатанные пути, как не воспринимать то, что говорится в церкви. Если праздник, значит нужно разговеться, то есть думать о том, как устроить стол, богослужение надо максимально сократить, все, что остается, надо максимально быстро читать, чтобы слова были непонятны, но, с другой стороны, приятно послушать какую-то музыку.

Получается, что те традиции, которые у всех народов складываются для употребления христианства, они просто специально направлены на то, чтобы народ от христианства сберечь, чтобы не травмировать его слишком серьезным принятием христианства. А если мы начинаем принимать христианство всерьез, то через некоторое время оно нас совершенно разносит, то есть мы либо вообще вылетаем из этого христианства, либо мы превращаемся в каких-то уродов, которые даже не вписываются ни в какую народную традицию, по крайней мере, христианскую, зато, так сказать, привлекают интерес.

Вот в Греции на Богоявление бросают в море крест, за ним ныряют ныряльщики. Для ныряльщиков это главное содержание праздника Богоявления Господня. А у нас что? У нас за крестом не ныряют, и купаться в проруби тоже не всякий ходит, но кто может, для того, конечно, главное это. А для простых людей главное - набрать воды и принести ее домой.

Получается так, что практическое применение христианства в нашей жизни заключается в том, что существует традиция, которая позволяет нам как-то минимально травмироваться от христианства, и, в общем-то, в нем не жить, оставаясь внешне христианами. Или мы идем на свой страх и риск и выпадаем из христианства совсем, а если не выпадаем, то неизвестно, что хуже.

Вот, получается, что если бы это обсуждение произошло в Евангелии, то ученики бы, наверное, спросили: Так кто может спастись? И ответ, который был на этот вопрос получен в Евангелии, он также применим и здесь: невозможное человеку возможно Богу.

Вот, как ни странно, - это очень трудно понять, на самом деле, а если даже понять, то потом не забыть очень трудно: христианство не работает без Бога. Мы рассматриваем, как быть христианином, - получается, действительно, никак. Но мы рассматриваем то, как я сам могу быть христианином, понимаем, что никак, и дальше мы, собственно говоря, исходим из такого понимания христианства, чтобы оно функционировало как можно более автоматически: чтобы в церкви служба шла, даже и хорошо, чтобы шла, чтобы читать утренние и вечерние правила. Много чего можно делать совершенно без Бога. Как атеисты делают утреннюю гимнастику. Вот так мы и в христианстве можем делать "утреннюю гимнастику".

Но христианство не обещает, вообще говоря, чтобы оно работало без Бога. И если осознать, что Бог в христианстве все-таки нужен, то не надо воспринимать это как какой-то обман: обещали христианство, а потом выясняется, что к нему нужен какой-то Бог, чтобы оно заработало.

Но это просто такое условие в самом начале инструкции о том, как надо пользоваться христианством. Пробегая христианство глазами, и разбирая сложные детали, совершенно забывают, что это условие там было.

Но даже если мы христиане, все равно мы должны обращаться к Богу. Это очень странно, именно для христиан. Кажется, что мы и так уже все время только этим и занимаемся, что еще мы должны делать?

Мы должны просто обращаться к Богу. Причем это обращение должно быть в основе нашей повседневной жизни. Мы действительно должны просто верить, что Бог хочет изменить наше состояние и нашу жизнь, именно в том направлении, о котором говорят все изысканные и возвышенные богослужебные и святоотеческие тексты. Несомненно, что в них выражена воля Божия. Если мы сами хотим изменяться в том направлении, которое указывается этими текстами, то даже если мы хорошо все запомним и поймем, то мы не сможем сами собой им следовать.

Но в этом нет ничего плохого. Это только доказывает, как, действительно, сказано в тех же самых текстах, что без Бога ничего у нас невозможно. А если все-таки мы будем обращаться к Богу совершенно конкретно, чтобы Он менял нас в каждый данный момент, то, скорее всего, мы не будем чувствовать в подавляющем большинстве каждых данных моментов, что Он нас меняет. Тем не менее, это будет происходить. А чувствовать мы это будем с некоторым опозданием, с некоторым сдвигом по фазе. Мы будем просто вспоминать, вспоминая какие-то события прошлого года, например, что были какие-то проблемы, которые совершенно тогда не давали жить (трудно вспомнить, насколько они не давали жить, но иногда подворачиваются какие-то обстоятельства, которые нам напоминают такие вещи), и как-то вдруг все они сами ушли. Мы не заметили, как они ушли. Причем, это касается и внешних проблем тоже, но я об этом не хочу говорить - это такое внешнее употребление христианства, которое тоже нужно для решения наших внешних проблем, но все-таки главное - это внутреннее. Но также это касается наших внутренних проблем: есть какие-то вещи, которые казались для меня лично неразрешимыми год назад, они как-то забылись, что они и были, а потом случайно вспомнились…

Нельзя решать все проблемы одновременно. Решать надо одну-две, надо выбрать приоритеты. И это никогда не бывают самые сложные проблемы. Проблемы надо решать только те, которые в данный момент решаемы, то есть заведомо не самые сложные.

Я повторюсь, надо действительно обращаться к Богу постоянно, именно с тем, чтобы Он каждую секунду вмешивался в твою жизнь и тебя менял, тогда будут очень помогать, и будут действительно очень полезны все эти длинные слова св. Григория Богослова, читаемые на великие праздники, и вся эта христианская аскетика. Тогда мы сможем более или менее буквально исполнять предписания христианской аскетики, не отпасть от христианства и воцерковиться, а, оставшись в христианстве, не стать сумасшедшими или какими-то совершенно безбожными, какими бывают заматерелые в христианстве люди, а такие бывают.

Это не значит, что другого пути нет, хотя чаще всего, если ничего специально не делать, то, действительно, другого пути нет. Нужно что-то специально делать, а делать можно только одно: каждую минуту обращаться к Богу - это действительно помогает. Иоанн Кронштадтский, память которого мы недавно совершали, об этом все время специально напоминал и указывал, почти в каждом его наставлении это звучит. И он ведь делал это не потому, что он это где-то прочитал, хотя, конечно, он читал святых отцов, а потому, что он постоянно сам это делал.

Вот он это постоянно делал, и мы это должны делать, - пусть и не в такой степени, но в какой-то степени каждый это может делать. Тогда действительно жизнь будет меняться и Рождество Христово, хоть в какой-то мере, но зато по-настоящему станет для нас тем праздником, которым оно и является. Аминь.